Словарь. Э

  Рейтинг@Mail.ru

Александр Круглов (Абелев). Афоризмы, мысли, эссе

СЛОВАРЬ

На главную страницу сайта  |  Приобрести Словарь  |  Гостевая книга

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  К  Л  М  Н  О  Па  Пр  Р  Са  Со  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я    ПРИЛОЖЕНИЯ: Что такое 1) гуманизм 2) разум 3) достоинство 4) призвание 5) природа человека   ИЗБРАННОЕ  СЛОВНИК

ЭВДЕМОНИЗМ | ЭВДЕМОНИЗМ (дополнение) | ЭВОЛЮЦИЯ (ВИДОВ) | ЭВРИСТИКА | ЭВТАНАЗИЯ | ЭГОИЗМ | ЭГОИЗМ И ЭГОЦЕНТРИЗМ | ЭГОЦЕНТРИЗМ | ЭКЗАЛЬТИРОВАННОСТЬ | ЭКЗИСТЕНЦИЯ | ЭКОЛОГИЯ | ЭКОНОМИКА | «ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК» | ЭКОНОМИЯ | ЭКСПЕРИМЕНТ | ЭКСПЛУАТАЦИЯ | ЭКСТРЕМИЗМ | ЭКУМЕНИЗМ | ЭЛЕМЕНТ, ЭЛЕМЕНТАРНОЕ | ЭЛИТА | ЭМАНСИПАЦИЯ | ЭМОЦИИ | ЭМПАТИЯ | ЭМПИРИЧЕСКОЕ | ЭПАТАЖ | ЭПИГОНСТВО | ЭПИСТЕМОЛОГИЯ | ЭПОХА | ЭРУДИЦИЯ | ЭСТЕТИЗМ | ЭСТЕТИКА | ЭСТЕТИЧЕСКИЙ ПОДХОД | ЭСТЕТИЧЕСКОЕ | ЭСТЕТИЧЕСКОЕ ПОЗНАНИЕ | ЭСТЕТИЧЕСКОЕ, ЛОГИЧЕСКОЕ И НАУЧНОЕ ПОЗНАНИЕ | ЭСТЕТИЧЕСКОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ | ЭСХАТОЛОГИЯ | ЭТАТИЗМ | ЭТИКА | ЭТИКА (МОРАЛЬ) И ПРАВО | ЭТИКА НОРМАТИВНАЯ И СИТУАТИВНАЯ | ЭТИКА ТЕИЗМА | ЭТИКА УСЛОВНАЯ И БЕЗУСЛОВНАЯ | ЭТИКЕТ

ЭВДЕМОНИЗМ

Переход к статье «Эвдемонизм» (другое название: «Идея эвдемонизма»

ЭВДЕМОНИЗМ

(замечания в дополнение к предыдущему)

• Если должным образом настроить паруса, судно может идти почти против ветра. – Разумный эгоизм, или эвдемонизм, тщится так настроить нашу корыстность, чтобы она вела нас, иной раз, против собственной выгоды…

• Хороший человек должен быть счастлив тем, что он хороший. Все прочие претендуют на всё прочее.

• Разумный эгоизм не поднимется в своей морали дальше следующего: если можешь добиться своего честно, то постарайся так и сделать.

• «Нельзя причинять зла другим, – учит разумный эгоизм, – потому что из этого выйдет зло тебе». – «Нельзя причинять зла другим по тому самому, – очевидно совести, – почему не хочешь зла себе»…

• В эвдемонизме много правды – ведь счастья против совести не добьёшься. И всё-таки он происходит, увы, от смешной неспособности допустить саму идею бескорыстного…

• «Если каждый в отдельности станет в первую очередь заботиться о всех вместе, то станет лучше каждому»… И ни один негодяй не воспрепятствует ближнему мыслить именно так; оно и логично. Он лишь сократит для себя одного эту цепочку – что тоже логично, если ставить на первое место всё-таки свою выгоду.

• Чистая совесть – счастье!.. Для людей с совестью.

• …Даже не так, что (как учит Кант) моральный человек своей моральностью делает себя достойным счастья. Он выполняет условие, без которого счастье будет ему не в счастье.

• «Чем ты лучше, тем тебе будет лучше»… Но разное хорошо для хороших и для плохих. Для первых эта идея излишня: они не ищут от своего добра выгод, и счастье вопреки совести для них невозможно. А для вторых она – ложь.

• Суть нравственного поступка в том, что он бескорыстен. Что делать добро – значит в некотором смысле делать его и себе, – это факт, – но только это не суть.

ЭВОЛЮЦИЯ (ВИДОВ)

вообще, эволюция – то же, что развитие, – раскрытие сущности чего-либо в одном из возможных направлений. А собственно эволюция видов –

– раскрытие потенций живого, в применении к условиям среды, идущее от вида к виду.

Уточняя и отделяя эволюцию от деградации (которая тоже есть приспособление к среде), можно сказать, эволюция – это не просто приспособление к меняющейся среде, но –

– всё бóльшая универсализация этой приспособленности, то есть всё большее освобождение живого от прямой обусловленности средой;

а свободное реагирование – это разумное реагирование. И если вообще развитие чего либо – это последовательное выявление его сущности, то эволюция –

– это последовательное, от вида к виду, выявление живым своей сущности, которая, очевидно – свобода, разум.

До человека эволюция шла от вида к виду, а с появлением человека – внутри вида: прогрессирует сам разум в нём.

• Эволюция – это прогресс, повышение качества. Для живого это значит – движение ко всё большей одушевлённости, или к разуму. Количественный же показатель, то есть способность заполонять особями своего вида всё большие площади, вытесняя другие виды с их ареалов – лишь одно из возможных следствий этого показателя, но отнюдь не признак самой эволюции. Будь иначе, какой-нибудь вирус, которому удалось бы внедриться во всё живое и в конце концов всё погубить, следовало бы признать самым эволюционно-прогрессивным видом. Признать его за таковой, однако, нельзя уже потому, что за гибелью живого последует и его собственная гибель. – Всё это относится и к человеку: в настоящее время задача выживания, которую и решает эволюция, требует не завоеваний, а уступок остальной природе, не увеличения, а сокращения населения.

ЭВРИСТИКА

– область догадок о том, как совершаются догадки: как обретаются решения, не вытекающие из наличных сведений (а требующие произвольного, не имеющего готовых алгоритмов, достраивания сведений отсутствующих).

Познать (то есть не принять к сведению нечто дотоле неизвестное, а понять наличное) нельзя без творческого акта, то есть не совершив чего-то такого, чего нельзя предусмотреть никакими готовыми правилами. Тут логике помогает воля – сия способность шагать в неопределённость, то есть пробовать. («Попробуем-ка найти фигуры, в которые вписались бы квадрат гипотенузы и квадраты катетов; а вдруг…») – Главная проблема, конечно, этим замечанием не решается: почему у одних эта воля оказывается умнее, чем у других?..

ЭВТАНАЗИЯ

• Если жизнь превратилась для человека в пытку перед казнью, сокращение пыток (по его желанию) – конечно, только милосердие, а не убийство.

• Эвтаназия – облегчение смерти, а не причинение её. Если, конечно, сам умирающий расценивает этот акт именно так.

• «Естественной» смерти не существует, – вот что ужасно. В одном случае убивает зверь или человек, в другом – болезнь или старость. О том, как мы будем умирать, природа не заботится.

• Природа неистощима добра и изобретательна на помощь тем, кто может выжить, и совершенно равнодушна к тем, кто может только умереть.

• Природа выработала бесчисленное количество механизмов обеспечения и продолжения нашей жизни, она бесконечно добра и предусмотрительна по отношению к жизнеспособным особям, но ей совершенно всё равно, как мы будем выбывать из жизни, что при этом будем чувствовать. Она не делает ни обезболивающих, ни успокаивающих. Этот процесс обязательно должен быть под разумным человеческим контролем.

• …Даже если все показания для эвтаназии, включая волю несчастного, наличествуют – остаётся одно «но»: человек обрёл право умереть, но имеет ли он право заставлять убивать? Это не может вменяться врачам в обязанность.

ЭГОИЗМ

Настоящий антоним слову эгоист, как я подозреваю, даже не «альтруист». Альтруистами, лучшие из нас, бывают иногда, а всё остальное время все мы должны стараться быть справедливыми. То есть, каждый преследует, основное время суток, собственные цели и действует в своих интересах, но не каждый, однако, эгоист; в определении эгоизма ключевые слова – «за счёт» или «не за счёт» (других), «справедливо» или «несправедливо». –

Эгоизм – это неспособность действовать иначе как в собственных интересах, в том числе в ущерб справедливости как условия возможности общежития, – иначе как за счёт интересов других, а не в согласии с ними.
Это неспособность, так сказать, ни к какой совместности, когда человек и в социальных, и даже в особенности в близких отношениях остаётся только за себя и для себя.

• Действуй в своих интересах в согласии с общими интересами, поскольку считаешь их справедливыми. Вот норма.
У лучших людей оправданные их нравственным разумением общие интересы – суть и их личные интересы. У нормальных людей общие интересы, как они их понимают, по крайней мере имеют право вето – когда расходятся с их личными. У эгоистов же личные интересы знать не хотят об общих, поскольку эти последние не смогут за себя постоять (то есть, в случае необходимости, «дать сдачи», да так, что эгоистичнее было бы с ними посчитаться сразу).

• Эгоизм как внутренняя индивидуальная установка – на социальном уровне даже как будто узаконен (хотя и приветствуется патриотизм – эгоизм коллективный). Здесь каждому предоставлена свобода быть для себя, но в собственных же интересах каждый является партнёром по общественному договору, “contrat social” – строго формальным требованиям которого обязуется отдавать дань, в обмен на что и пользоваться его покровительством. Настоящие травмы эгоизм наносит близким и неформальным отношениям, той совместности, которая строится лишь по желанию и которую, в норме, не учитывают только, а культивируют. Эгоист и здесь только «жертвует», досадует на свои жертвы и где может от них уклоняется.

• Ещё об этом. – Всякие нормальные отношения, то есть явные или неявные союзы, любые доброжелательные контакты с ближними, не говоря уж о союзах дружеских или семейных, составляют, в нормальном случае, собственную ценность и собственный интерес для тех, кто в эти союзы входит: всё, что делается ради подобного союза, главным образом постоянный учёт интересов партнёра, не ощущается как жертва этому партнёру, да и не является таковой. Ибо иначе никакой союз и не склеится, а без этого в мире не проживёшь.
Эгоист же – это человек, по существу не способный входить в союзы так, чтобы интересы союза становились частью его личных интересов. Поскольку он вынужден их учитывать, постольку и воспринимает это лишь как свою жертву – жертву другой стороне союза. И, если может избежать таких жертв без неудобных последствий для себя, то естественно ими и пренебрегает.
Эгоист, в первую очередь, неспособен к здоровым личным, неформальным отношениям. В его отношениях с обществом его эгоизм менее заметен: общество позволяет людям оставаться внутренне чужими друг другу и реагирует лишь на то, что однозначно разваливает возможность общежития, зато уж реагирует так, что в собственных интересах эгоиста с ним в этих пунктах считаться. Там же, где обязанности по отношению к партнёрам союза не могут быть формально определены и даже не могут быть названы обязанностями, ибо имеют смысл лишь как собственные цели и желания партнёров – именно, в межличностных отношениях – и выступает, во всей своей непонятности и неприглядности, эгоизм.
Очень потенцирует эгоизм и сама потенцируется эгоизмом – глупость: ведь, чтобы учитывать интересы союза, надо уметь понимать партнёра. На это потребен даже определённый талант, так что в ком-то эгоизм может отчасти быть оправдан психологической неталантливостью. За неспособность ведь не судят. Сам же эгоизм делает человека и не склонным развивать этот психологический дар, тогда как за всяким талантом – страсть.
А крайняя глупость – это эгоцентризм, моральный солипсизм. То есть психологический примитив, не способный ощутить другие Я как самоценные и самостоятельно существующие, но только как безразличные, докучные или приятные ощущения, видения, называемые, в отличие от сновидений, явью. Эгоцентрик может поступать с этими видениями по видимости не эгоистично (до какого-то трудно уловимого момента), а эгоист может и не быть эгоцентриком (ибо эгоцентризм есть всё-таки наивность, а наивность помешала бы настоящему эгоисту в его расчётах). И всё же эгоизм и эгоцентризм – союзники. Действительно. Эгоист знает, что он не один в универсуме, и потому не ждёт от него «милостей», но активно борется за них; однако без веры в справедливость какой бы то ни было борьбы эта борьба не бывает эффективна, и эгоисту приходится-таки верить, то есть чувствовать так, как будто в мире он если и не единственный, то единственно важный персонаж. – Эгоцентрик же, со своей стороны, непосредственно чувствует себя центром и даже вместилищем универсума, но по опыту знает, что некоторые образы этого универсума, в т.ч. именуемые «другие люди», пользуются непонятной и необоримой независимостью от его воли, а кое-кого из них он может и любить, – и эти обстоятельства заставляют его вести себя с ними по видимости так, как если бы он видел в них самоценные личности, то есть не эгоистично. Но в некоторые моменты, именно, когда требуется забота о другом человеке без всякой надежды получить от него какую-то радость для себя, глубинный сверх-эгоизм эгоцентрика даёт о себе знать.
Итак, эгоизм явнее всего в личных отношениях. Кульминация же этих отношений – любовь. И именно в любви эгоизм проявляется всего чудовищней. Любовь эгоиста превращает любимого в предмет, который – если тот каким-то образом «отбивается от рук» – естественно и убить… (В дикой среде, поэтому, по увеличению властных притязаний и соответствующей жестокости и судят о наличии любви: «не бьёт – значит не любит»…)
Далее. Всякий личный союз стоит на доверии, а обман доверия – по определению – предательство. Эгоизм, соответственно, есть другое именование подлости или бессовестности. Однако этих обвинений нельзя предъявлять всякому эгоисту заведомо – поскольку всякому, вступившему в контакт с эгоистом, это становится ясно, и момент обмана доверия из поступков эгоиста выветривается. Так что всякий бессовестный человек, конечно, эгоист, но не всякий эгоист – вполне бессовестный человек.
Эгоист, конечно, далеко не обязательно злой человек. Он просто предоставляет вам самим бороться за свои интересы, как сам он борется за свои. Вам казалось, что в союзе с ним вы для него будете исключены из этого соперничества, – что ж, это была ваша ошибка, сами и виноваты.
Нельзя даже, кажется, назвать эгоиста и плохим человеком (хоть нельзя назвать и хорошим). По-настоящему плохой человек должен быть и злым. Достаточно назвать его – эгоистом…

• Эгоизм – ещё только черта характера. То есть ещё не вполне бессовестность.

• Эгоист не нарушает никаких понятных моральных правил. Он аморален лишь в том, чего нельзя описать правилами – что только чувствуется… Лишён, так сказать, морального таланта.

• Эгоизм – аморальность, различимая лишь с близкого расстояния.

• Из «Первых приближений». – Эгоизм, это –
– убеждённое предпочитание себя. Установка на соперничество, из которого не изъят никто;
– неспособность желать иначе, как для себя. Незнание общих радостей и общих печалей;
– такая относительная страстность: перевес желаний над совестью;
– когда ничто не отбивает аппетита – ни чьё-то осуждение, ни огорчение, ни собственная совесть;
– такая разочарованность. Решимость эгоцентрика не ждать милостей от своих галлюцинаций (каковыми является для него вся природа), а брать их самому.

• Мы действуем потому, что чего-то сами желаем, – потому, значит, что «эгоисты». То есть по-своему эгоисты – как те, кто может желать только личной корысти, так и те, кто может лично желать добра ближнему. Но эгоизм этого последнего рода называется в т.ч. альтруизмом.

• Делая добро ради другого, мы добры ради себя.

• Если эгоизм как общее свойство всякого живого индивида заботиться о себе возвести в (единственный) принцип поведения, всё живое уничтожит само себя. Не спасёт и «разумный» эгоизм: едва ли не в каждом отдельном случае легче сделать добро непосредственно себе, чем получив его в качестве никак не гарантированной доли от общего добра, которому способствуешь. Настоящий принцип – партнёрство. (Не говоря уж об эмпатии…)

• О редукционизме, в частности сведении всех мотивов человеческого поведения к «эгоизму». – Действительно, вполне можно сказать, что эгоизм лежит в основе всех вообще человеческих поступков. Но это и значит, что под каждым поступком его можно найти, но слишком мало что можно им объяснить, это объяснение попадает «пальцем в небо». А именно, нельзя объяснить главного: почему один человек поступает явно эгоистично, а другой, в подобных же ситуациях, так, что этот эгоизм приходится ещё долго раскапывать?
(В этом порок редукционистских объяснений. Они, определяя что-то, указывают только на «род», но не на «видовые отличия», – то есть уходят от полноты понимания, а не дают его. Так, ничего нельзя понять, если не осознать, что человек – разновидность обезьяны, – но нельзя понять главного, если не различить, какая именно разновидность: говорящая, накапливающая опыт, культурная.
Определения – через род и видовое отличие. Без указания на род – т.н. «редукционизм» – нельзя понять ничего, без указания на отличие – «холизм»? – нельзя понять вполне. )

• Если эгоизм – общее свойство всего живого, то кто такие собственно эгоисты? – Ответ эгоистов: те, кто этого не скрывает. Или кому не удалось скрыть. Так сказать, люди чересчур искренние.
Правильный ответ: эгоисты те, кто это своё естественное свойство проявляет так, что оно исключает столь же естественное его проявление в других.

• Каждый заботится о всех, а сам он для себя – участок его персональной ответственности.

• Эгоизм – наше животное Я.

• Хороший человек перерастает свой эгоизм; умный его дрессирует; дурак предоставляет другим терпеть от него или наносить ему побои. А эгоист выборочно спускает его на тех, кто, как ему покажется, не сможет от него защититься.

• Бытовой эгоист – эгоист «разумный». То есть проявляющий свой эгоизм лишь в той мере, чтобы самому от него же не пострадать.

• «Благоразумный эгоизм».

• …Еще о «разумном эгоизме». – Интересно: как бы мы отнеслись к человеку, который бы по своей прихоти причинил нам столько вреда, сколько мы причиняем его себе сами, скажем, курением? Или беспечностью, ленью и т.д.?
Не поступай с собой так, как не хотел бы, чтобы другие с тобой поступали…

• …Предполагается даже, что эгоизм осторожный и дальновидный – т.е. «разумный» – будет вынужден сам от себя отказаться.

• Стоит эгоизму проявить некий разум – как уж получается «разумный эгоизм», – некое подобие нравственности.

• Вообразить себя, скопом, рабами всемогущего господа, эгоистичный интерес которого побуждал бы его, карая и милуя, угрожая и обольщая, приводить своих рабов к послушанию единому порядку: вот первая на земле, авторитарно-религиозная нравственность. Тоже, в некотором смысле, разумный эгоизм.

• Разумный эгоизм как основание нравственности не выдерживает испытания искушающим случаем, а искушение доставляет сам разум: смётка, способность отличить свою наличную верную пользу от отдалённой и только статистической. (Ибо если в статистическом случае, и когда дело неясное, «добрая стратегия» достижения своего блага оправдывается, – то в отдельных случаях зло, которым можно добиться для себя пользы, явно может остаться безнаказанным, и от смётки это никогда не ускользает.) Если главный принцип – своя польза, то достоверная своя польза – должна быть предпочтена пользе только ещё возможной.
То есть принцип разумного эгоизма вполне годен… в животном царстве, – где он и работает как инстинктивный…

• Мною движут, по Марксу, материальные интересы. Но почему-то не мои личные, а классовые. – Значит, уж и не вполне материальные?..

• Разновидность эгоиста, «человек рыночный» – переиначивая известный афоризм – уважает себя не за то, что он есть, а за то, что он ест.

• Разумный эгоизм (в наилучшем смысле, какой только можно придать этому понятию) – это не осознание добра как собственной пользы, а осознание его как собственной потребности.
Здесь примечательна сама возможность такой задачи, – по существу, здесь мы сталкиваемся с парадоксом: разве потребность – не то, что само заявляет нам о себе? Почему требуется ещё её «сознавать»? – Дело в том, что примитивный разум (смётка) скорее заглушает в нас эту потребность, рисуя перед нами соблазны легко просчитываемой корысти; нашу добрую потребность надо ещё раскопать из-под расчётов смётки, и это – задача настоящего разума.
Надо сказать, что эта смётка, при некотором своём развитии, сама начинает усматривать и некоторую (в частности, статистическую) пользу от учёта нами чужих интересов. Но высший «разумный эгоизм» уже далёк от принципа «своей пользы» и вплотную подходит к принципу «соответствия своей природе»; от «полезно мне самому» к «хочу сам».

• Нравственное от полезного отличается так же, как полезное от приятного. – Полезно – то, что обеспечивает приятное вообще, а не только сейчас. Нравственно – то, что обеспечивает полезное вообще, а не только тебе.

• Разговоры о «разумном эгоизме» хороших, то есть неэгоистичных людей, клонят к тому, что если эгоизм проявит разум, то уж и перестанет быть эгоизмом. И не замечают, что для эгоистов сам разум – синоним эгоизма… (Как у Островского: «Умные-то люди, которые себе добра желают…»)

• Ждать от другого альтруизма – эгоизм.
Не желай, чтобы ближний поступал с тобой лучше, чем ты с ним поступаешь.

• Эгоистов можно поделить на расчётливых и самовлюблённых.
А любви многое прощается. Само раскаяние самовлюблённого выглядит обоснованием его святого права на рай. «Виновен, но заслуживаю – ни больше ни меньше – Спасения!»

• Эгоизм – это то, что для меня, хотя бы и во вред другим. Нравственность, говоря приближенно – это то, что для нас, и опосредованно для меня. Но сострадательность – это то, что для другого.

• Жалость – это любовь, которая ничего не хочет для себя. Её, любви, неэгоистическая составляющая.

• Вот весь тот эгоизм, который я сумел найти в чувстве жалости: её акты – это кирпичики в построении того заведомо неосуществимого мира, в котором способному к жалости человеку самому хотелось бы жить.

ЭГОИЗМ И ЭГОЦЕНТРИЗМ

Переход к статье «Эгоизм и эгоцентризм»

ЭГОЦЕНТРИЗМ

– мягкий вариант солипсизма, или бытовой солипсизм: ощущение собственной персоны ценностным центром универсума.

Сущность эгоцентрической установки. –

1. «Ребенок закрывает глаза и думает, что мир исчез. Взрослые по опыту знают, что мир гораздо докучней, но принципиально их отношение – то же самое…» (Формулы).
Итак, эта установка – свойство примитивного сознания, которое оно разделяет с подсознательным, на эмоциональном и оценочном уровне сохраняющееся, в разной мере, и при сравнительно развитом интеллекте. И состоит она, формулируя её в словах, в следующем: подлинной, имеющей безусловное значение реальностью обладает для меня в этом мире лишь одно – я сам, – так что и сам этот мир есть, как будто, лишь мой внутренний мир, часть моего Я, правда, часть более или менее неподатливая. Ничто не существует само по себе, то есть, ничто само по себе не имеет для меня значения – но лишь как нечто приятное мне или неприятное, полезное мне или бесполезное, безразличное мне или мешающее.

2. В пределе, эта установка превращает мир в мираж, в некое сновидение, за малой разницей: во сне человек ничего, что не имело бы к нему отношения, и не видит, тогда как в сознании эгоцентрика всё такое внутренне не важно.
Остальное – практически так же. Сны – плод воображения, но воображения в значительной мере мне не подвластного. И эта относительная автономия образов «сна», каким для эгоцентрика является мир вещей и существ, стоит для него на месте «объективности». Однако никакого собственного значения эта автономия, эта ущербная объективность, ни снам, ни вещам не придаёт: в них важно, что они дают мне, а если мешают, важен лишь вопрос, могу ли я их устранить; того же, о чем я могу не знать, для меня не существует и вовсе.

3. Это значит, в числе прочего, что всё вещи и души, входящие со мною в контакт, имеют значение лишь сравнительное, причём одушевлённые образы моего «сна» по существу не отличаются от неодушевлённых. Не существует ничего самоценного, то есть, нет ценностей, а есть только цены: что-то одно может быть для меня ценнее (дороже) чего-то другого, но всё, в принципе, заменимо. Заменимы вещи, заменимы домашние животные, заменимы даже и близкие…
(Об этом – статьи Словаря «Ценность и цена», «Ценность и святыня».)

4. Религия впервые зарождается в эгоцентрической установке.
Бог – это воплощение и хозяин всего неподвластного мне в моём мире, от которого, таким образом, зависит всё моё благополучие. Притом, несмотря на свою неподвластность моей воле, Бог всё равно составляет лишь часть моего персонального мира и потому существует именно для меня. Я не могу, правда, им командовать, но могу на него влиять, его задабривать. Он – «мой» Бог, я обращаюсь к нему в любое время и с просьбами, «молитвами», которые, в случае их удовлетворения, должны изменить весь ход мировых событий, сделать как-нибудь так (по словам Тургенева), чтобы дважды два не было пять, – в воображаемом мире-сновидении, в эгоцентрической установке, это конечно возможно. Он предначертал мою судьбу, он и воплощает моё бессмертие. Он же вынуждает меня считаться с интересами персонажей моего внутреннего мира, то есть требует от меня нравственности: долг – это, естественно, не долг перед этими персонажами (что мне до них? – да их реально и не существует), а долг перед Богом.
(В статье «Солипсизм и религиозность» я говорил об этом подробнее.)

5. Вне религии, нравственность для эгоцентрика представляет собой неразрешимую, т.н. «философскую» проблему; разные варианты её решений составляют различные «этики», каждая из которых отвечает на один и тот же, до изумления нелепый вопрос: «чего ради я буду учитывать интересы другого, когда единственно важное для меня в этом мире – естественно – это я?»
Наивный эгоцентрик ждёт, что другие и сами будут заботиться исключительно о его интересах. А иначе зачем они?
Разочаровываясь в мире и умудряясь, делая уступку объективности, эгоцентрик постигает, что и каждый человек должен рассуждать так же (точнее выражаясь: каждый фантом, каковым является любой, кто не я, должен воспроизводить мою логику).
Кое-какие причины учитывать интересы ближнего существуют, конечно, и для самой крайней корыстной установки. Например, общая польза предполагает и мою частную пользу, притеснять ближних может оказаться себе дороже и т.д. Но ни каждая из этих причин по отдельности, ни все они вместе не могут обосновать мораль вполне. Ибо какие бы правила общежития я ни находил для себя выгодными, всегда найдётся ситуация, когда переступить эти правила окажется ещё выгоднее; и так как моя выгода – это главное для меня, то я прямо-таки обязан буду, если не дурак, эти правила переступить…
(Об этом – статья Словаря «Солипсизм и этика».)

6. Разум в эгоцентрической установке превращает её в сознательную и целенаправленную, – превращает эгоцентризм (наивность) в эгоизм (подлость).
Какая-то этика, впрочем, может исходить и отсюда («разумный эгоизм»), – но всякая такая этика может играть лишь роль тактики (тактики достижении благополучия), но никак не цели.

• Как ощутить своё благополучие? – научись говорить себе то, что так легко говорится другим: «радуйся тому, что имеешь, ведь могло бы быть куда хуже!». – Вся штука в том, чтобы осознать себя не исключением. Но это-то, для эгоцентрика, и есть самое унылое.

• Всякое благополучие относительно, и чтобы его оценить, надо отречься от идеи, что ты – абсолют.

• Можно представить, что не Луна вокруг Земли, а Земля обращается вокруг Луны. Но уж очень замысловатую кривую должно описывать, тогда, вокруг луны Солнце! – Точно так же и всякое Я для себя – центр мира. Но, чтобы хоть что-то в жизни понять и занять в ней правильную позицию, надо усвоить, что это не так.
(Скажи, пожалуй, что «всё относительно» – и противоречий не будет – но в этом случае «истинное» будет определяться как «наиболее простое из непротиворечивого». То есть «луноцентризм» – как и эгоцентризм – истинным всё равно не станет.)

• Без самоуверенности глупость не полная. Без самовлюблённости ничтожество не полное.

• «Время лечит» – эгоцентрика в нас. То есть человека, для которого всякая произошедшая в его жизни драма – лишь чувство утраты им персонально чего-то дорогого ему персонально, и ничто не имеет своего собственного значения. Острота всякого чувства со временем сглаживается.
Но когда умирает в нас эгоцентрик – и время перестаёт лечить, и старые раны оживают и начинают болеть…

• (Всё живое смертно; вот, кто-то близкий умер, но ведь в конце концов мы знали, что это должно когда-то случиться, да и «все там будем»; и однако для того, чтобы это печальное общее правило, с которым каждый как-то уже смирился, включило в себя конкретный случай, необходимо время. Так что время, отчасти, действительно лечит. Но вполне лечит оно только тех, для кого потери – только потери своих радостей, которые могут быть всё-таки восполнены другими радостями или от которых можно постепенно отвыкнуть.)

• Для эгоцентрика «утраты» – например, близких – только «потери», в общем то же, что ущерб имуществу. Своё страдание по их поводу у него не умножается на сострадание. Его «жалко» – видимо, от «жадко»: не боль за другого, а только, именно, задетое чувство собственности.

• Сострадание безутешно. В чём счастье эгоцентрика: он этого не ведает.

• После меня хорошо бы потоп: зачем второстепенному переживать главное?

• Эгоцентризм – это по-своему верное чувство себя в единственном числе и всех прочих – во множественном.

• Здоровая совесть не погашает нам грехов перед одними людьми в счёт обид, понесённых от других. Как и не искупает их сделанным кому-то другому добром. – Не то совесть эгоцентрика: для него Я и Все Прочие – если последние вообще существуют – в лучшем случае равноправны.

• Злой человек – это эгоцентрик-мститель. Он мстит окружающему миру за то, что тот не оказался к нему так добр, как он того заслуживает.

• Эгоцентризм – это владение точкой опоры, относительно которой человек поворачивает мир… а тот никак не хочет поворачиваться.

• …Есть подозрение, что религиозное умонастроение – это умонастроение предельно эгоцентрическое, солипсистское, – такое, в котором поистине существуют лишь Я и мой Бог.

• Инфантильность во всём сопряжена с эгоцентризмом: последний есть одновременно пережиток исходного психического примитива и её, инфантильности, философия.

• Инфантильность: ответственность за меня и мои поступки лежит на других (как в детстве она лежала на взрослых). – На вопрос, почему ответственность распределяется в мире именно так, инфантильный мог бы ответить лишь следующим образом: «потому, что, каким бы я ни был, я в этом мире – главное». То есть сформулировать основной постулат эгоцентризма.

• Категории инфантильности и эгоцентризма, так сказать, параллельны; противоположность инфантильности – взрослость; противоположность эгоцентризма – интеллигентность.

• Младенчество – это пора, когда существа более значительные (взрослые) служат, угадывая пожелания, существу менее значительному (мне). Вот первое и сильнейшее антипедагогическое впечатление, которое получает явившийся в мир человек, а всё последующее воспитание сводится по существу к тому, чтобы нейтрализовать его последствия.

• Субъективность, субъективизм – «когнитивная безответственность».

• Субъективность (черта характера) – специфическая глупость эгоцентризма.

• Объективность (черта характера) – это степень духовной взрослости. То же и справедливость, объективность моральная.

• Между субъективностью и объективностью помещается «как все». – Субъективный судит не так, «как все», а как ему нравится. Объективный не судит, «как все», а ищет объективную истину, способную и очень ему не понравиться.
Что интересно, и что служит причиной недоразумений: с каждой из этих трех позиций две другие представляются почти неразличимыми. Например, с позиции «как все», хоть и нередко мнящей себя самою объективностью, подлинная объективность представляется предельной субъективностью: мыслить своей головой и притом полагать, что так только и надо – видимо считая себя «умнее всех»…

• Эгоцентризм и стадность прекрасно сочетаются. Ибо эгоцентризм, как неспособность к объективному восприятию мира, есть неразвитая сознательность, а в подсознательном царят инстинкты и в их числе инстинкт стадный. – Но это, так сказать, биология явления, а его логика здесь видимо такая: «если все эти мои образы и подобия, называемые другими людьми, чего-то определённого хотят – то, очевидно, это значит, что Я этого хочу».

• Сумасшествие есть погружение в мир подсознательного, такое расположение духа, когда явь управляется для него по законам сновидения; потому характерный эгоцентризм – подсознательное ведь эгоцентрик – первый из симптомов начинающегося сумасшествия.
Сумасшедшего касается всё, что ни происходит во внешнем мире, всё имеет отношение лично к нему. Потому что вне его – мира и не существует. Допущение такового требует, видимо, особых психических затрат, на которые сумасшедший становится неспособен и постольку возвращается к примитивной исходной установке; примитив вообще прост за счёт истины, за счёт объективности.

• Я эгоцентрика по отношению к другим Я – видимо, бог, но жалкий, униженный, бессильный; бог по праву, но не по возможностям… Зато уж по мере возможности он своим правом пользуется без ограничений!

• Эгоцентрик чувствует свою живую волю и не верит в вашу, – для него мир будто неодушевлён.

• Тезис «всё ценно, поскольку мы это ценим» – ложен не только по отношению к живому (жизнь – это и есть автономное, самоценное), – но и по отношению к неживому и неодушевлённому: например, как плоду чьего-то труда или объекту чьих-то пристрастий, да мало ли чего!

• Эгоцентрик – он и в бескорыстии эгоцентрик. Это бывает видно по его безжалостной манере расставаться с ненужным.
Эгоцентрик – и в подвиге эгоцентрик. Это бывает особенно видно в подвигах религиозных: он «постится», то есть не ест, но не для того, чтобы разделить пищу с голодным; он таскает тяжести, но не для кого-то, кто с этим сам не справится, а только чтоб умертвлять плоть (вериги)…

• Эстетизм эгоцентричен. Воспринимать мир исключительно в качестве моих (моего Я) впечатлений – это ведь и есть эгоцентризм.
А постольку, эстетизм и неумён. – Скажем, поэт пишет, что создал в своих мечтах «мир идеальной природы», перед которым и «степи, и скалы, и воды» – «прах».
И ему как будто невдомёк, что природа существует и за пределами его (нашей, человеческой) способности воспринимать, то есть заведомо богаче любых наших идеалов; идеал лишь выражает наши пожелания к ней, соразмерные нашей же слабости. Идеал природы для лягушки не показался бы чудесным и нам…

ЭКЗАЛЬТИРОВАННОСТЬ

– эмоциональная фальшь, искусственное подкачивание эмоций.

• Нельзя устать быть собой, а в этом и главное требование к художнику. Утомляет и опустошает только экзальтированность, фальшь. «Светить, сгорая» – значит коптить.

ЭКЗИСТЕНЦИЯ

– существование, или способ, каким существует Я в мире: непрерывное принятие нашим Я, неопределённым вне внешнего мира, – определённостей в нём; самоосуществление.

• Существовать – значит проявлять своё существо, проявлять сущность.

• Каждый акт самоопределения – это акт свободы, или выбор.
Всякое Я, совершая выборы в конкретных ситуациях, тем самым обретает определённость; при этом оно либо встречается со своей сущностью, выступая в собственной подлинности, либо фальшивит, греша против нее.
Оно не «выбирает себя» (как говорят экзистенциалисты): в этом случае оно бы себя просто-напросто «делало» (Сартр так и говорит: «человек есть не что иное, как то, чем он себя делает»). Будь так, подлинность не отличалась бы от фальши (эпатажные идеи самого Сартра, вроде восхваления коммунизма, именно это и демонстрируют). – Нет, сущность Я не «делается» и не «выбирается», а выявляется в ситуациях, истинно или ложно. Настоящая цель непрерывного самоопределения – оставаться собою самим, что и значит – сущность предшествует существованию, «эссенция предшествует экзистенции», что бы ни говорили экзистенциалисты. Хотя, правда, вне существования (вне поведения в ситуациях) трудно говорить о какой-либо сущности…

• В каждый данный момент неживой предмет существует единственно возможным для него способом, выражающим его сущность. «Камень, он и есть камень.» Живое же значит свободное: то есть такое, что его существование определяется сущностью не однозначно. Задача существования – бороться за сущность. Сделать или «выбрать» её, конечно, невозможно.

• Я, вне своих определённостей, неопределимо – свободно. Но принимаемые им определённости не произвольны. Пустая свобода Я в процессе его самоопределения в мире сменяется свободой оставаться собой или лгать против себя.

• Я есмь, а в мире только реализуюсь (или нет).

• Меня в мире нет, пока я себя чем-то в нём не сделаю, но это не значит (как полагают дети, истерики и... экзистенциалисты), что всё, чем я себя сделаю, и будет – Я. Есть внутренняя реальность, моя сущность, относительно коей моя свобода позволяет ошибаться – но – так это и обнаруживается – не бесконечно.

• «Выбирать себя» – это значит только отказываться от чуждого себе. А звучит так, как будто – «притворяться тем-то или тем-то», примеривать маски.

• Быть постоянно неожиданным – это ведь тоже – роль, и притом заведомо фальшивая...

• Быть постоянно собой – значит не играть никаких известных и признанных ролей, не быть социальной функцией, а действовать от собственного лица, оставаться во всём живым, – и потому никогда вполне не предсказуемым.
Однако пытаться быть всегда непредсказуемым – нелепейшее, что можно придумать, если ставить задачу оставаться честным перед собой, «подлинным».

• Если я свободен делать себя, каким пожелаю (как в то верят экзистенциалисты), – то, видимо, свободен и делать свои мнения. Свою персональную истину, своего бога…

ЭКОЛОГИЯ

– наука о самоустанавливающемся равновесии происходящих в живой природе процессов, предохраняющем её от вырождения и гибели; а также о тех пределах, в которых противопоставившая себя природе человеческая цивилизация может наносить ей вред без риска невосстановимо нарушить это равновесие и погубить себя.

• …Это догадка, – как я определил «экологию» в другом месте, – что если ты и свинья и дуба тебе не жалко, всё же не следует подрывать у него корни.

• Хвастливая надпись «Экологически чистый продукт» на банке с питьевой водой буквально должна бы значить: «хотя данная жидкость и содержит химические вещества, в природе не встречающиеся, но если её случайно разлить, особого вреда живой среде это не нанесёт».

ЭКОНОМИКА

– товарно-денежные отношения людей в обществе и с обществом как математическая наука, возможная потому, что факторами альтруизма и нестяжательства, способными спутать расчёты, можно пренебречь как статистически несущественными.

• Если бы рыночные цены определялись совестью, а не тем максимумом, который при всякой данной ситуации можно запросить за товар, науки с именованием экономика не существовало бы. И даже, как это отчасти доказала экономика социализма, не существовало бы и самой экономики.

«ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК»

– человек, движимый в первую очередь материальными интересами, он же среднестатистический,

такой, на которого ориентируется, в своих расчётах, экономическая наука.
Так, чтобы поднять интерес большинства к какой-то сфере деятельности, нужно не рассказывать о её достоинствах, а повысить её оплачиваемость; чтобы представить цену товара на рынке, следует думать не столько о его себестоимости, сколько о равновесии спроса и предложения – то есть не рассчитывать на совесть продавца и представить её мыслимый максимум, – и т.д.

• Среднестатистический человек остаётся «экономическим» и в сфере мировоззренческой – в том, во что верит! Нельзя заплатить человеку непосредственно за то, чтобы он поверил в марксизм или православие, но соответствующим распределением средств можно сделать так, чтобы убеждённых марксистов или православных становилось больше…

• «Экономический человек» не только совершает поступки, но и мнения имеет те, которые ему выгоднее… И он же, повторю, – среднестатистический…

• «Экономический человек» и любит «экономически»: не то чтобы за деньги, но деньги партнёра для него – элемент его привлекательности.

• Деньги нельзя рассматривать как прямую меру заслуг. Будь так, либеральную экономику следовало бы признать (как это и делают коммунисты) узаконенным жульничеством: нельзя же труд, скажем, компьютерного дельца миллиардера Гейтса считать более ценным по существу, чем труд далеко не столь богатых создателей самого компьютера! Или хоть труд выращивателя овощей менее важным, чем труд их скупщика-поставщика… – Просто – одни из нас делают картины, книги, овощи, компьютеры, другие – делают деньги (расчётливо выделяя, в меру собственного ума, часть средств первым); каждый занят на собственном поприще, и награда каждому – в первую очередь – достигнутая им цель.

• Разница в экономической эффективности «капитализма» и «социализма» определяется разницей в силе между положительным стимулом и отрицательным (в данном случае, денежной заинтересованностью и принуждением). Это в сфере труда не творческого. Но если учесть и последний – это разница между материальным стимулом и суммой всех прочих, в т.ч. и духовных…

ЭКОНОМИЯ

– разница между затратами, на которые мы готовы пойти ради достижения некоей цели, и реальными затратами (если, ясно, последние меньше первых).

Без этого определения можно было бы и обойтись, если бы не хотелось подчеркнуть: экономия не экономит на самой цели. Она не может быть решающим фактором в том, что касается цели абсолютной – человека. А вот тоталитаризм готов был экономить на самом человеке, и самому человеку было понятно это, – «как же – экономия!»...

ЭКСПЕРИМЕНТ

(в продолжение статьи «Опыт»)

– искусственно создаваемая в объективном мире ситуация, в которой события, долженствующие произойти, смогут быть истолкованы исследователем лишь однозначно.
Специально подстроенная реальность, которой предоставляется подтвердить или опровергнуть какое-то субъективное предположение (гипотезу).
Вопрос природе, на который надеются получить ответ типа: «при таких-то условиях обязательно происходит то-то».

• Истинное есть объективное и однозначное.
«Объективное» в этой формуле – не значит такое, относительно которого мы точно знаем, что его сотворил или не сотворил Бог, что оно могло или не могло бы быть устроено как-то иначе, даже, воспринимаем ли мы его адекватно или неадекватно – а такое, которое существует независимо от любых наших умонастроений. Это-то мы можем знать наверняка.
«Однозначное» в этой формуле – не значит исчерпывающее во всех возможных отношениях, а значит такое, когда вопрос можно свести к альтернативе: «да – нет», «или – или», «так – не так», – и получить определённый ответ. Поскольку это бывает в наших силах.
Эксперимент даёт знание в этом смысле истинное.

ЭКСПЛУАТАЦИЯ

– систематическое использование чего-либо в своих целях;
– «употребление» ближнего (например систематическое присвоение результатов его труда), превращение его в средство к своим целям, – принцип аморального отношения к ближнему, –

хотя, надо сказать, люди и рождены с тем, чтобы быть друг другу полезными, так что «правильная» эксплуатация делает бессовестность эксплуатации почти незаметной, а, так сказать, взаимная эксплуатация, то есть сотрудничество, вообще перестает быть эксплуатацией.

• Трудно не согласиться с утверждением, что при капитализме (демократии) имеет место «эксплуатация человека человеком», одних граждан другими: иначе пришлось бы поверить в то, что труд бизнесмена (купца), если судить по доходам, бывает стократ важнее труда учёного, инженера и рабочего вместе взятых, плодами деятельности которых он манипулирует. (Имеет место и другая экономическая несправедливость: нужнее обществу, опять же если судить по доходам, учёного и инженера оказывается и любой чуть известный рок-музыкант или спортсмен…) А поскольку вообще работает, то есть эффективна, только свободная экономика, можно сказать, что аморальность этого рода в основании общества заложена неизбежно, необходимо.
Немыслимо существование общества и без другой фундаментальной аморальности: без института власти. Как ни обуздывай власть законами, как ни своди её к чему-то вроде труда координатора или диспетчера, власть всё-таки не может не делать людей средством к каким-то целям, иначе в чём бы она и состояла…
Итак, власть и эксплуатация – вот две неизбывных аморальности, без которых не может существовать общество. И вот какая просматривается тут закономерность. Сумма власти и эксплуатации оказывается постоянна. Если попытаться устранить эксплуатацию (такая попытка называется социализмом), то безмерно вырастает власть, то есть полный социализм равен тоталитаризму. А если урезать власть, оставив место правам человека – возрастает эксплуатация.

• Эксплуатация – паразитирование сильного на слабом. Паразитирование – эксплуатация слабым сильного.

ЭКСТРЕМИЗМ

например, шовинизм – «экстремальный патриотизм»; чаще всего экстремизм бывает религиозным, ибо вера, по идее, «экстремальна» (как Бог абсолютен). Это категория, призванная закрепить право на существование идеологий путём отказа от их крайностей, точнее – от их полной реализации. – Итак, экстремизм –

– бескомпромиссная, значит, нецивилизованная идеология. Готовность стопроцентного практического воплощения некой идеологии, означающая тем самым непризнание идеи гуманизма как непременного для всех компромиссного минимума базовых ценностей (прав и достоинства человека как такового).

Вообще говоря, всякая идеология сама по себе – экстремизм, ибо чем может себя ограничить предполагаемая полная правота? К счастью, не всегда экстремисты те, кто идеологии исповедует; благоразумие, чувство меры и естественная сострадательность на бытовом уровне (как гуманизм на уровне сознательном мировоззренческом) удерживают психически здоровых людей от этого.
Каждый вправе верить в загробный рай себе и ад другим – хотя возможность самой такой веры, надо прямо сказать, человека не украшает, – главное, чтобы люди не устраивали ада друг другу на земле... Но экстремизм творит неверным ад уже здесь – это, как раз, маниакальная последовательность.
Специфическое значение «экстремизма», прямо вытекающее из описанного –

– терроризм «идейный»; борьба идеологии (религиозной, любой другой) за власть или промежуточные цели к ней, принципиально допускающая и использующая как своё главное орудие полную свободу от общечеловеческой морали (человечности, справедливости).

ЭКУМЕНИЗМ

(между прочим, с точки зрения официального православия – «ересь ересей»)

– проект чисто религиозной терпимости: если Бог – один во вселенной (в «экумене»), то должен объединять, а не разделять (на конфессии).
Окончательное преодоление многобожия – преодоление многоконфессиональности путём взаимного признания конфессий.

Если в язычестве каждый народ имел собственных богов; если в наше как будто монотеистическое время каждый народ (или группа народов) имеет собственную конфессию, как свою исключительную привилегию на единого Бога, – то экуменизм – это проект общего согласия относительно единого Бога, состоящий в том, чтобы все признали, что ни одна конфессия не привилегирован и каждая некоторое истинное отношение к Богу имеет.

• …Когда-то у каждого народа были свои боги; затем Бог стал один, но – у каждой конфессии – «наш»; в конце концов Бог станет одним на всех. Это будет торжеством экуменизма.

• Прогресс религиозности состоит в том, что человек становится всё более высокого мнения о своих святынях. Если когда-то его бессмертными богами были сварливые бесчестные существа, потом его Богом стал мстительный, несправедливый и имеющий на этой земле любимцев «господь», то теперь пришло время Богу стать идеалом для всех.

• Конфессии как огня боятся экуменизма, ибо он предлагает им смириться с идеей своей лишь относительной истинности, тогда как вера жаждет абсолюта. То есть ни одна конфессия отнюдь не против движения к универсальности, но лишь по пути вытеснения всех прочих… Не тропою терпимости, а тропою войны…

• Чем искренней современный культурный человек поверит в Бога, тем невозможней для него поверить в непогрешимость и единственность посредников к нему… Ненавидя экуменизм пуще атеизма, церковь расписывается в атеизме бездонном.

ЭЛЕМЕНТ, ЭЛЕМЕНТАРНОЕ

– элемент: часть какого-то целого, которую уже нет необходимости, или не возможно, раскладывать далее на части – то есть само существующее для нас лишь как целое; не подвергающееся анализу.

• Элемент – простейшее, оно же – воплощающее тайну. Ибо объяснить – значит разложить на элементы (и увидеть их связь), но как объяснить сам элемент?

• Элемент – предельно частное и постольку предельно общее: на что нельзя посмотреть иначе, как в общем, потому что на части его уже не разбить.

• Элемент неопределим, на него можно только указать – назвать.

• Всякое целое распадается на элементы, а элементы, видимо, уже неисчерпаемы. То, перед неисчерпаемостью чего разум останавливается в бессилии.

• Если элементы (неделимости) существуют объективно, они – субстанции, и значит субстанции множественны. А если элементы – лишь условности, пограничные знаки наших аналитических возможностей, то субстанция – как Бог у Спинозы – едина.
Элементарное – являющееся элементом. Или, другое значение –

– состоящее из простых видимых вещей, находящихся в очевидной связи

(«элементарно, Ватсон!»). – Значит, элементарное –

– такое, что остается только понять, потому что разъяснять это далее невозможно; то же, что аксиоматическое, – очевидное недоказуемое.

• Ум понимает сложное, мудрость и гениальность – элементарное.

• Гениальное элементарно.

ЭЛИТА

– современный аналог уходящего в прошлое института родовой аристократии: замкнутый круг из определяемых самим этим кругом (взамен родовой принадлежности к нему), неформально и по неформальным критериям, «лучших» людей, составляющий высшую ступень в какой-либо социальной иерархии и предоставляющий своим членам соответствующие привилегии на особую честь и влияние в обществе, –

и, едва различимо от этого –

– современный аналог (отчасти также уходящего в прошлое) института жреческой касты или священнического сословия: замкнутый круг «посвящённых» этим же кругом людей, за которыми признаются особые способности и, соответственно, особые честь и привилегии.

Скорее, это некоторый гибрид, потомок сразу того и другого. Достоинства аристократии ведь тоже, как и жреческие, имеют характер сакральный, они «от Бога»; а жречество исходно составляло касту, было наследственным. А когда-то вождь был и жрец.
Можно сказать,

элита – это своего рода аристократия или жреческая каста, в которую человека «посвящают», но посвящает только она сама.

• Личные достоинства сами по себе ещё не делают человека «человеком элиты», как не делают его аристократом. Если аристократом надо было родиться, и личные достоинства были вообще ни при чём (главным достоинством был сам факт рождения аристократом), то «в элиту» должна ввести человека она сама и без каких-либо определённых критериев достоинств (если бы таковые существовали, элита была бы открыта для всех достаточно этого желающих); элита – обязательно и буквально – «избранные».
Формальные, то есть точные, критерии достоинств и правда подозрительны. Понимающий человек отличит талантливого не по тому, конечно, сколько картин или книг тот написал или каких добился званий и чинов. Но отсутствие точных критериев (при комплектации «элиты») открывает слишком удобную дорогу «человеческому фактору». Потому вырождение всякой элиты – процесс, имманентный самому её существованию.

• (Любопытно, что всякий союз по интересам, всякое профессиональное объединение, всякая партия, всякий клуб непременно изображает собой «элиту» – ни в одно из этих объединений не входишь по желанию или автоматически в результате соответствующих удостоверенных дел, но всегда только в результате той или иной процедуры посвящения.)

• Исторически, как и по самому духу этого понятия, и, так сказать, по своему тайному устремлению, «элита» – это, ближе всего, родовая аристократия: слой (круг) общества, в котором люди обладают особой честью (достоинством, правами и почётными обязанностями) прямо от рождения, а не как наградой за подвиги, труд или таланты. Отсюда – склонность всякой элиты становиться наследственной (по-человечески понятная в самой элите, но молчаливо признаваемая и за её пределами), и тенденция к обращению понятий: «элитарно», например в искусстве или стиле жизни, бывает не то, что хорошо, а хорошо и достойно подражания – то, что «элитарно»…

• Конформизм – отнюдь не удел одних только «широких масс»; во всякой «элите» конформизм не только наличествует, но и особенно удушлив, ведь именно в ней неуловимый, но жёсткий модус поведения, вкусов и мнений и составляет тот принцип, по которому люди элиты себя отличают.
Я уже писал: элита – это маленькое стало со своим собственным конформизмом, плотность которого превосходит обычную, наверное, во столько же раз, во сколько плотность планет-карликов превосходит плотность обычных планет.

• Умные и добрые люди не могут составлять класса, – не составляют, стало быть, и «элиты».

• Прирождённая аристократия не была так непробиваема в своём снобизме, как нынешняя самопальная, – ей не приходилось себя доказывать.

• Снобы – это особо гордые собой, и сбившиеся по этому признаку в отдельную кучу – «элиту» – обыватели.

• Не пытайтесь убедить сноба прочитать или просмотреть что-нибудь не модное в его кругу: больше всего он боится именно того, что ему это может понравиться! И он тогда, значит, вынужден будет перестать себя уважать.

• Некоторое «собственное мнение» надо демонстрировать даже в светском кругу, а потому даже светский человек должен иногда тайком читать никому не известные и не модные книги, – надо же ему откуда-то его заимствовать.

• Особую элиту составляют люди «современные». Это люди, всегда плывущие по новейшему течению.

• Правда, что всякая власть и культура друг другу чужды, в чём-то даже «естественные враги». Практически, для людей культуры, это должно означать, что если власть хотя бы терпима, то уж и хороша. – Но в этой азартной, переходящей всякую меру справедливости критике власти, этой обязательной демонстрации ненависти и презрения к ней, в этом неустанном разоблачении её реальных и мнимых козней, – всём том, чему, как кажется, чуть не полностью посвящает свои досуги претендующая быть культурной нынешняя элита, – дух настоящей мудрой отстранённости явно отсутствует.

• Всякий круг и всякий кружок, как большая или меньшая коллективная сила, может раздавать некоторые привилегии и мыслить себя элитой; потому любое молчаливо или открыто объявленное «всех сюда не пускают» вызывает у стадного человека соответствующие страсти, обладает для него мистической притягательностью…

• «Элита», на сегодняшний день, есть слово самое пошлое.

ЭМАНСИПАЦИЯ

– женское движение против пережитков патриархата.

По идее, это –

– требуемый «равный статус для разных [половых социальных] ролей»

(по определению А. Стасинопулос); а «по жизни», это –

– нежелание женщины смириться с навязываемыми традицией половыми социальными ролями – наполовину патриархальными и дискриминационными, наполовину естественными – а, соответственно, наполовину справедливое, наполовину нелепое.

• ...К примеру, одна сторона (мужчина) «выбирает» другую (женщину), и не наоборот, то есть одна роль активная, другая пассивная – и это может казаться дискриминацией; однако «выбираемой» стороне должен быть этот выбор желанен и потому, обычно, этой же стороной и предопределён, – следовательно, по существу нельзя сказать, кто кого в действительности выбирает… Но по форме всё так и должно оставаться, ибо эта форма – в наших инстинктах. Иначе, как правило, ничего хорошего не получается. Как будто неравноправная социальная роль – она же естественная половая.

• В «войне полов» женщина лучше мужчины вооружена психологически – так оно сложилось, видимо, в ходе эволюции, при необходимости для женщины выживать в условиях физической зависимости от мужчины; потому, как только под натиском культуры власть грубой силы отступает, мужчина, как правило, оказывается в полной власти у женщины… На этом фоне эмансипация – борьба за одинаковость во всем – на руку скорее мужчине.

• …Зачем им равноправие, когда у них власть?..

• Любая социальная роль (в частности мужская или женская) не может лишать человека прав – но каждая накладывает свои обязанности – и, скорее, даёт свои привилегии.
(Чтобы быть точным: особой-то ролью нагружена женщина – и потому привилегии должны быть, конечно, у неё.)

ЭМОЦИИ

– чувства, переживания; чувства и переживания в их физиологическом аспекте (как способные, скажем, учащать сердцебиение, подавлять или стимулировать какие-то функции и т.д.).

Никогда не стоит говорить вместо «чувства» – «эмоции», если действительно не имеется в виду их физиологический аспект, – наукообразие, в данном случае, только низводит.

• «Без эмоций» – значит: подобно роботу; по инструкциям.

• «Эмоции» – это физиологическая жизнь души.

• Большая эмоциональность слишком захвачена собственными ощущениями, чтобы не быть по-своему эгоистичной – и замечать чужие.

• Восхищаться кем-то – это, так сказать, завидовать одними положительными эмоциями.

• Я никому не завидую. Это могло бы оказаться слишком мучительно...

ЭМПАТИЯ

(по-русски – сочувствие)

– стимулирующие друг друга сочувствие ближнему и понимание ближнего, которыми определяется и соответствующее – в высшем смысле слова нравственное – поведение по отношению к нему.

Эмпатия – сочувствие другому человеку через понимание его, и понимание другого через сочувствие к нему, плюс естественно вытекающая из этого тандема человечность – невозможность не учитывать его интересы.

• Жестокость есть упоение властью, своей возможностью подавить чужую волю вплоть до последнего предела, и, соответственно, есть упоение несочувствием (антоним эмпатии), – и вот, как ни страшно это наблюдать, для слишком многих она тоже заразительна (толпа, наблюдающая за дракой, всегда на стороне побеждающего…). – Назвать ли сочувствие насильнику тоже – «эмпатией»?..
Разумеется, нет. Вот главное, что нужно понять, осмысляя этот феномен. – Эмпатия – это не какие-то возбуждаемые соответствующими представлениями инстинкты, среди коих – и сопернический, и стадный, и охотничий и пр.; это – чувство, неразличимое от понимания: от способности, противоположной инстинктивному в нас. Такое сочувствие предполагает истинную ценностную шкалу чувств. По этой шкале жизнь, сохранение жизни, избегание физических страданий, возможность реализовать вложенные в нас природой требования (осуществить любовь, семью, для кого-то и творческий потенциал), некоторые облегчающие жизнь удобства – вот, в убывающем порядке, важнейшее. Важнейшее, получается, есть то, что избавляет от реальных страданий. Так, скажем, азарт преследования, как бы ни был заразителен (если уж нашему охотничьему роду вообще свойствен) – естественно, ничто перед страхом и отчаянием преследуемого, и на их фоне отвратителен. Короче говоря, эмпатия – это не всякое сочувствие, это – сострадательность.

Эмпатия – это сочувствие понимающее, то есть сочувствие по истинной шкале чувства, в которой абсолютна воля живого к сохранению жизни, и важность всего прочего определяется степенью отношения к этому абсолюту; соответственно, она – сострадательность.

• Эмпатия – это и есть человечность.
Человечность же – это подлинная, порвавшая со своей архаикой нравственность. Различие в том (см. статью Словаря «Нравственность и человечность») – что архаичная нравственность строится на «долге» (явном или скрытом принуждении), подлинная же – на сострадательности.

• Подлинно нравственное (человечное) отношение к ближнему строится не на чём ином, как на сострадательности. Действительно: чем менее приходится ближнему, буквально, сострадать, тем менее мы ему обязаны вообще каким-нибудь отношением, а в основном должны воздерживаться и от всякого непрошеного участия в его судьбе – уважать его свободу…

• Добрый человек сочувствует и тем, кому в общем лучше, чем ему самому. Они ведь не виноваты, что ему ещё хуже…

• Есть злые люди, не способные к жалости, и есть – способные, но реагирующие на неё в себе с особым озлоблением, как на внутреннего врага.

ЭМПИРИЧЕСКОЕ

– доказавшее свою объективное существование, но не внутреннюю необходимость (установленное на опыте, но не понятое);

«эмпиризм» – идея, что никакое понимание невозможно (коль скоро нельзя выносить суждения, а можно лишь принимать данности).

• Доказательство, строго говоря, не может быть «эмпирическим» – эмпирическими могут быть только конкретные ответы на конкретные вопросы. Доказательства – это суждения типа: при определённых обстоятельствах необходимо получим то-то и то-то. Доказательства – «прогнозы», их не пощупать руками.

• Эмпирик признаёт факты, но не прогнозы, – отрицает разум. Последовательными эмпириками являются только растения; животные уже отличаются от них тем, что осваивают, хотя бы через условные рефлексы, и сферу возможного.

ЭПАТАЖ

– «задирание», или, ещё точнее, кокетливое задирание – как способ обратить на себя внимание публики. Некоторый выпад против общественного мнения с главной целью обретения или расширения известности (которая, тою же публикой, с некоторых пор вменяется в высшее достоинство для претендующих на её внимание).
Вид саморекламы, основанный на идее, что дурная слава отличается от доброй лишь тем, что добывается легче. – Добывание славы с некоторым ограниченным применением геростратовой методики.

• Крайний тип эпатажника – Герострат.
Факт тот, что у геростратов (даже, скажем, у серийных убийц, если их судят достаточно долго и публично) образуются поклонники (лучше сказать «фанаты»): слава обладает магическим действием.

• Слава обладает магическим действием, и потому меняет знак с отрицательного на положительный – даже начинаясь с противников, находит себе и сторонников. При том, что дурная слава распространяется легче доброй, эффективнее всего в добывании славы – эпатаж.

• …Да, искусство должно удивлять, но с тех пор, как это стало его единственной целью, оно не в силах удивить уже ничем. И вот оно принялось хулиганить – «эпатировать».

• …Да, искусство должно тревожить добропорядочного обывателя, – но это отнюдь не то же самое, что развлекать обывателя недобропорядочного.
Тревожить совесть, будить ум должно искусство – а оно, вместо этого, «эпатирует» (безобразничает и дурачится), – глумится над совестью и умом.

• (Пошляк – это обыватель разнузданный.)

• Главный и по существу единственный жанр т.н. «современного» искусства – публичная выходка. (Скажем, если о собственно живописных достоинствах чёрного квадрата на белом фоне говорить не приходится, то достоинство этого феномена как публичной акции, если судить о нём по произведённому эффекту, зашкаливает.) То есть этот жанр – эпатаж.

• Не во все времена публика была одинаково благосклонной к эпатажу; тот горький и примечательный факт, что нынешнее т.н. «современное» искусство почти всё строится на эпатаже, свидетельствует о том, что в наше время публика к нему расположена особенно.
И как же характеризует публику эта её удивительная благосклонность к эпатажу? – По моему мнению, отнюдь не как собрание исключительно терпимых людей, готовых принять и то, что идёт вразрез с их установками, – увы. Ибо в этом случае всё то спорное и тревожащее, что она награждала бы своим вниманием, было бы, по меньшей мере, серьёзным, значительным по вложенному труду, способностям авторов или их профессиональному мастерству! – но нет, все эти критерии безнадёжно «устарели»… Скорее, благосклонность нынешней публики (её критического большинства) к эпатажу характеризует её как поверхностную, равнодушную и ждущую от художника лишь чего-то, что бы её хоть как-то развлекло и расшевелило, – короче: как толпу зевак.

• Эпатаж – он и в морали эпатаж. Ваша принципиальность заметнее, если от неё исходит вред, или, хотя бы, она противоречит здравому смыслу.

ЭПИГОНСТВО

– подражание, способное только компрометировать, пародировать оригинал. Подражание неталантливых, –

талантливые, испытывая влияние, отнюдь не подражают, они – продолжают, – идут дальше.

• Подражать – бессмысленно; подражать значит подделывать, а подделки не нужны. – Дело не в том, однако, чтобы непременно быть ни на кого не похожим. Дело в том, чтобы быть настоящим – выражать то, что сам чувствуешь.

• Испытывать влияние не значит ещё быть эпигоном. Да и как можно, и нужно ли стремиться, не испытывать влияний?.. А в иных случаях относительно источника влияния на художника можно только сказать: «начиналось всё с пустяка…».

ЭПИСТЕМОЛОГИЯ

(дополнения к статье «Гносеология»)

Существовать объективно – это значит представлять собой, в моих ощущениях, нечто для меня неподатливое, чего я не могу устранить, изменить или создать одним желанием. С тем, что таковое существует, не станет спорить и самый крайний солипсист. – Таким образом, об объективном мире мы знаем достоверно одно: что он существует. Проблематичны лишь наши «как» и «почему».

• «Я мыслю, следовательно, существую». – Но даже мыслить я вынужден по определённым, не зависящим от моей воли законам; следовательно, существует объективное, – существует мир.

• Если существуют истина и ложь, то существует и мир.

• Я само по себе – это свобода, все-возможность. Если что-то для меня невозможно или чем-то определено, это – не-я, называемое – мир.

• Я желаю, следовательно, существую. Я встречаю сопротивление своему желанию, следовательно, существует внешний мне мир. – Я сообразую желаемое с возможным – то есть мыслю. Следовательно, исхожу из существования мира.

• Можно ли мыслить без содержания? Может ли моё я мыслить что-нибудь, кроме не-я? – Я мыслю, следовательно, мир существует.

• Мыслить – это и значит разделить субъект и объект. Я существую, следовательно, существует не-я (мир).

• Не будет неверным сказать: я ощущаю, следовательно, мир существует. Во всяком ощущении достоверно то, что существует нечто ощущаемое. Различия и ошибки лишь в интерпретациях.

• Моё тело есть та часть внешнего моему я мира, которая, и то в очень узких пределах, подчинена мне непосредственно. Причём моя психика (функционирующая и воздействующая на моё я материя моего мозга) подчинена мне куда менее, чем мои руки или ноги. Отсюда и возможность того странного подозрения, что мир – не существует объективно, то есть что мир – продукт моей неподвластной мне психики, галлюцинация, сон (ведь и последние мне не подвластны). – Ну что ж, на то и существует эксперимент. Просыпаемся мы и избавляемся от галлюцинаций к одному и тому же миру, а засыпаем и галлюцинируем всё-таки к разным «мирам» (видениям, хоть и бывающим навязчивыми). Явь себя доказывает научно, как доказывает себя эксперимент: своей воспроизводимостью.

• «Существует ли мир?» – вопрос бессмысленный; мир – это и есть то, что существует, то есть так или иначе вынуждает меня с ним считаться.
«Таков ли мир, каким он мне кажется?» – вопрос некорректный; это зависит от моего воспринимающего аппарата. Мир для всех разный и никому не врёт.
«Могу ли я познать мир?» – Для полного познания мне нужно было бы с ним полностью отождествиться. Но я – лишь часть мира, и знания мои – частные. Так что полнота мне недоступна, зато – если мир не разыгрывает передо мной, как будто перед равновеликим с ним лицом, странный спектакль – мне доступны частные достоверности: «если – то».

ЭПОХА

– то же, что «время» или «век». Временной отрезок в жизни общества, характеризующийся своим уровнем знаний, культуры, комплексом проблем, набором заблуждений, общими для людей душевными чертами;
– время жизни определённой парадигмы;
– стадия развития в чём-либо.

• Вечным истинам противопоставляют истины времени. Тогда как им противостоят только заблуждения.
(Всякая относительная истина – это позволяющая что-то объяснить гипотеза. Если объявить её истиной абсолютной, она станет заблуждением.)

• Есть вечные проблемы и проблемы эпохи, но истины – только вечные.

• Вечное есть актуальное во всякое время; а всякое время характеризуется тем, что этого не видит, и тем, как именно ему изменяет.

• То, что эпоха принимает за свои новые святые истины, и составляет её главные заблуждения.

• Ретроспективно, ярче всего рисует эпоху то, чего в ней ещё не понимали или понимали превратно.

• Эпохи, по своему самоощущению, бывают скромные (как античность или русский девятнадцатый век) и чванливые (как нынешняя) – и, как и у людей, в обратной зависимости от их реальных достоинств.

• Каждая эпоха – это и венец развития, и глубина падения.

• «Современное» едва различимо от «модное», а это значит, что всякое время врёт против вечного, только по-своему; всякое отходит не столько от заблуждений времени предыдущего, сколько от вечных истин. «В наше время господствуют непроходимо глупые представления о том, что такое отсталость» (Т. Манн); это свойство любого времени.

• «Большое видится на расстояньи», а здесь и сейчас красуется мелкота.

• Часто повторяемое утверждение, что только тот художник может быть интересен вечности, который всею душой принадлежал своему времени – может быть и правдой, и ложью.
Оно есть правда, если имеется в виду: только тот действительно интересен, кто искренен, то есть болел реальными болями (в том числе, значит, и своего века).
Оно – ложь, если имеется в виду: только тот интересен, кто стал идолом своего времени. – Впрочем, ставшему идолом это и вправду позволяет сохраниться в памяти, хотя бы и без права…

• Как дружно лучшие люди клянут свой век! Ведь им непосредственно видно, как важнейшие вещи вершатся пронырливой и корыстной посредственностью или властной глупостью, на фоне всеобщего равнодушия и безмыслия. А если и в прежних временах что-то выглядит ужасно, то ведь можно представить, что тогда это было лучшим из возможного!.. Поверить, что так было всегда – значит смириться с дикой мыслью, что на глупости стоит мир!

• Осуществившемуся человеку любое время – безвременье.

• Мудрец – тот, кто живёт не во времени, а в вечности.

• Эпоха для мудреца – «земная юдоль», для человека ординарного – бог.

ЭРУДИЦИЯ

– степень осведомлённости; степень осведомлённости, относящейся к данному делу; степень осведомлённости, которую осведомлённый способен реально применить к делу.

• Подлинная эрудиция – произведение количества ведомой человеку информации, относящейся к данному делу, на его способность эту информацию с толком применить. Одно чаще всего развивается на счёт другого: «многознание уму не научает». – Впрочем, «эрудитами» чаще зовут именно тех, кто помнит много информации, чем тех, кто ею реально владеет.

• Подлинный мыслитель редко бывает особенно хорошо эрудирован. Эрудиция необходима, скорее, не мыслителю, а деятелю на мыслительном поприще, проповеднику. Мыслителю важно, что он думает сам, деятелю, проповеднику – что думают другие, ведь ему нужно их переубедить или убедить; он идёт к людям, вообще говоря, с политической задачей – и, разумеется, должен хорошо знать публику, её кумиров, их мнения…

• Всё-таки человек по-настоящему знает лишь то, что ему интересно. – То ли эрудиту интересно всё, то ли – ничего…

ЭСТЕТИЗМ

– отделение эстетического аспекта впечатления от его морального аспекта и склонность использовать первый независимо от второго или вопреки ему.

Такое отделение может быть только – либо поверхностным, либо искусственным и недобросовестным, так как моральный аспект не может быть вычленен из полноценного эстетического. «Эстетическую пенку» можно снять и со зрелища чужого несчастья, однако не почувствовать под «пенкой» общей сути явления может лишь «эстетический урод»: или, фактически, идиот, или – «эстет».
Всякая эстетическая гармония «вставляется» в более общую, эстетическую же, гармонию; то, что мы называем моральным аспектом – это та «эстетика», которую душа ещё не вполне освоила или не желает осваивать, предоставив ему быть чем-то принудительным, внешним. Так что, можно сказать, эстетизм –

– умышленная эстетическая поверхностность, позволяющая включить в сферу доставляющего наслаждение – и созерцание зла (то есть наслаждаться и тем, что должно бы вызывать сострадание или возмущение); разновидность бездушия или даже жестокости.

Именно, с точки зрения самой эстетики, поверхностность, – ведь глубина знала бы добро и зло, истину и ложь. Это поверхностность, кичащаяся своей непричастностью к самой сущности ситуаций, глубинам, где живы для живых вопросы добра и зла, истины и заблуждения…

• Эстетизм – это анти-воображение: искусство не замечать главного.

• …Умение, грубо выражаясь, «снимать с дерьма сливки»: насладиться красотой в том, что может быть само по себе ужасно… Не суть искусства, а его возможный порок.

• «Эстетическое»: бездумное. «Эстетское»: изощрённо-бесчувственное.

• Элементарный акт эстетизма – услышав крик боли, заткнуть уши. Изощрённый эстетизм постарается найти в нём свою красоту…

• Эстетизм – противоположный полюс эмпатии.

• Бесчувственному, эмоционально тупому, эстетствовать проще.

• Эстетизм – эстетика душевных мертвецов.

• Эстетизм – на дорожке к садизму. Эмоциональная тупость ведёт к скуке, тут требуются всё большие и большие возбудители, а что задевает сильнее, чем зрелище насилия? (Пример: «Рублёв» Тарковского.)

• Эстетизм – это духовное ничтожество, почувствовавшее себя величием. Ту боль, которую сильная душа могла бы принять и вынести, ничтожная душа попросту не ощущает – и кажется себе, сравнительно с другими, даже не сильной, а «великой» – «стоящей над».

• Эстетизм – отнюдь не рафинированная интеллигентность, прямо напротив: это рафинированное барство.

• Эстетизм находит красоту и в зле, но его высшее достижение – «высший пилотаж» этой способности абстрагироваться от главного – в том, чтобы находить удовольствие в созерцании самого уродства. (Популярность т.н. сюрреализма…)

• Несчастным людям добродетель не кажется скучной, а порок привлекательным – как это бывает у эстетов. – Эстетизм годен лишь для благополучных эгоцентриков, воображающих, что несчастья вообще не для них.

• Эгоцентризм, для которого нет в мире ничего самоценного, естественно склонен к эстетизму, для которого всё в мире – лишь впечатления.

• О привлекательности людей порочных любит поговорить, конечно, тот, кто уверен, что жертвой чьих-то пороков окажется не он.

• Жизнь – Колизей: одних она швыряет на растерзание тиграм или заставляет рубить друг друга, других, до времени, помещает на трибуны; но только убогий умом и духом «эстет» воображает, что место в зрительских рядах ему гарантировано и находит в зрелище своё удовольствие; на самом деле каждый лишь ждёт своего выхода на арену.

• Эстетизма без высокомерия не бывает: чтобы воспринимать людские беды как зрелище, надо ощущать себя привилегированным до степени богов.

• Не упрекайте эстетствующего в аморализме, – это ему только польстит. Ведь он парит над моралью – там, где боги. Покажите лучше, что вне морали – только ничтожество.

• (Равнодушие: моральная импотентность.)

• Эстетствующего не исправишь, назвав этот его порок по имени; в том и специфика его морального уродства, что оно выучилось собой гордиться.

• Эстетизм – это первый подступ к тому, что ныне получило название «дегуманизация» (искусства). А дегуманизация эта, в своей последовательности, должна, наконец, отказаться и от самой гармонии, от самой эстетики – как чего-то «слишком человеческого». Эстетизм кончается гибелью самой эстетики.

• …Между прочим, триумфу массовой культуры (бескультурья, пользующегося средствами искусства) немало поспособствовал именно он, эстетизм… Масса, к её чести, в собственном смысле слова не эстетствует, но эстетизм явился её объективным союзником в лагере самого искусства – он убил душу искусства, именно, порыв к добру, пониманию сердца, – убил человечность. После этой операции искусству осталось служить либо пустым стилем для снобов, по которому они опознают своих, либо пустым развлечением для толпы, массы.

• Прежде искусство высвобождалось из-под опеки косной морали, добиваясь для себя моральной автономии, – а филистеры, бездари и фарисеи отчаянно протестовали. Ныне, как будто, та мораль за себя мстит: моральное и умственное убожество – вся эта жвачка, в лучшем случае пустая, а в худшем развратная и преступная – освобождается от самого искусства… А всем, кто отчаянно протестует, глубокомысленно напоминают: и прежде так было! Всегда-то новое принималось в штыки!..

• …Итак, раньше искусство освобождалось от косной нравственности, теперь пошлейшие бесстыдство и бессовестность освобождаются, в искусстве, от самого искусства. Раньше протестовали филистеры. Теперь протестуют (если ещё протестуют) подлинные художники против художников-дельцов, а обыватель, хоть временами и ошарашиваемый откровенным безобразием того, что ему предлагают дельцы, не душой, так ногами выбирает последних…

• И добру и красоте всякий жёстко установленный порядок тесен. Но как уберечься от того, чтобы в бреши, которые они пробивают, не хлынуло, им вослед, зло и безобразие?

ЭСТЕТИКА

– область представлений о чувственном способе освоения мира (собственной задаче искусства);

центральная проблема эстетики – эстетическое познание.

ЭСТЕТИЧЕСКИЙ ПОДХОД

– подход, противопоставленный одновременно утилитарному и нравственному: намерение извлечь для себя из предмета, неважно полезного или вредного, хорошего или дурного, некоторое не физическое удовольствие.

• У эгоиста подход ко всему и всем утилитарный, а у эгоцентрика скорее эстетический.

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ

– взятое как впечатление.

• «Эстетическое»: обязательно поверхностное?
На самом деле, нет; развитое эстетическое может проникать вглубь явлений столь же глубоко, как и мысль… нет, глубже! – ибо оно почует и то, чего мысль и не сформулирует. Отличие не в глубине, а в аспекте.

• Впечатление может ошибаться и не вычленять в видимом главного, но оно цельно и отражает сразу всё. – Художнику, как известно, позволительно ошибаться в оценке создаваемых им образов (то есть оценивать их не так, как нам хотелось бы), – сами образы, если они вправду художественны, от этого почти не страдают.

• Поверхностное эстетическое чувство найдёт иное зло и красивым, для него добро и красота не связаны. В этом суть эстетизма. Развитое эстетическое чувство видит красоту добра и уродство зла.

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ ПОЗНАНИЕ

– постижение чувством; чувственное освоение мира.
Освоение мира через игровое (осуществляемое в воображении) проживание ситуаций и моделирование образов, приводящее не к каким-то определённым выводам, а к умудрению.
Постижение гармонии в чём-то.

С позволения читателя, приведу ещё определения, вполне повторяющие приведенные:

– душевный процесс (в котором, если речь идёт об искусстве, зритель следует за художником), в результате которого отдельные впечатления от каких-то внутренних или внешних реальностей складываются в гармоничный образ (в случае искусства – в так называемый художественный образ), служащий затем метафорической моделью для чувственного освоения и даже вербального осмысления сходных реальностей.
Процесс гармонизации впечатлений, в результате которого они превращаются в слаженные образы – метафорические модели освоения мира.

• Эстетическое удовольствие – это ощущение гармонии, а ощущение гармонии в предмете – его внутренней правды – это его эстетическое познание.

• Малопонятное попробуйте переименовать. Например, «эстетическое познание» в «эстетическое освоение».

• У животных познание, видимо, только «эстетическое».

• Истины эстетического познания – значимые, говорящие душе впечатления.

• Эстетическое познание – имманентно познаваемому, это вживание в предмет, в самое его суть, его «я». В отличие от «логического» или формального, в котором сущность предмета остаётся для нас как бы трансцендентной, – вне нас.

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ, ЛОГИЧЕСКОЕ, НАУЧНОЕ ПОЗНАНИЕ

Переход к статье «Познание эстетическое, логическое, научное»

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ

– всякое возможное удовольствие от предметов и явлений, за исключением физического и корыстного; это – ощущение гармонии в них.

ЭСХАТОЛОГИЯ

– закономерное в религиозном (точнее, первобытно-религиозном) сознании представление о конце света: видимо, это грядущее торжество Бога как мистического абсолюта власти, нарушаемого самим фактом существования жизни, свободы воли («своеволия») в человеке.

• Покуда мистическое всемогущество ещё делится с человеком своей властью и попускает его относительную свободу – ещё не убило его – оно должно внушать страх; «божий страх». Нет «божьего страха» без эсхатологии.

• Что религиозная вера – это вера в силу, максимум которой проявляется в возможности уничтожить, доказывается чуть не каждой новой верой, новой сектой, с древнейших времен и до наших дней. Доказывается, именно, обязательной в каждой из них эсхатологией.
Бог – абсолютная власть, и абсолютная власть – бог. Богом, значит, станет и «сверхчеловек» – Гитлер или Сталин; станет им и любой в кругу верующих в него, кто сумеет, хотя бы чисто земными средствами, устроить для них конец света. Акции Кореша или Асахары – бессмысленны, но закономерны и религиозны...

…Но есть, кажется, и вполне секулярная эсхатология. Это –

– чувство, подозрение, что выживание человека на Земле отнюдь не гарантировано ни природой, ни, увы, его же характером и образом действий.

Войны, вооружения… Из того, что человечество ещё не погубило себя, ещё нельзя заключать, что разум в нём преобладает. Нельзя даже утверждать, что в нём преобладает инстинкт самосохранения. Дело ещё только решается, – раньше-то стереть с себя с лица Земли и средств не было, вопрос встал теперь, когда они уже созданы.
Тупость, стадность и злоба не уничтожили мир во Вторую мировую, но торжествовать по этому поводу не приходится: гибель стольких невинных – это уже свершившееся светопреставление, если не физическое, то моральное. К тому же заслугу победы никак не припишешь одному разуму, – помогли победе и случай, и трудность самой задачи фашистов, и другие тупость и злоба…

ЭТАТИЗМ

– приоритет государственной идеи (мощи государственного целого) над правовой идеей (тем, что называется правами человека).
Культ государства, сакрализация государственной власти; самодовлеющие государственные интересы (которые как таковые сводятся к внешней и внутренней силе государства) как государственная религия (идеология).

• Всякая власть, в инстинктах, или «от Бога», или, ещё хуже, сама – бог.

• Экспансионизм – государственная идея в действии.

• Империи не могут опираться, подобно мононациональным государствам, на общие всем родовые чувства и религию, ибо таковых (общих) в империях нет. Эти чувства должны быть только что уважаемы – терпимы, а культивируемы они могут быть исключительно, так сказать, на уровне фольклорных ансамблей. Собственно имперские национальность и религия – само государство, сама империя. Имперский патриотизм есть чистый этатизм, без примеси национализма и этнической религиозности. – Чего не хватает российским «патриотам» (записным), так это – имперского чувства! Выпячивание «титульной» нации и её религии, оскорбительное для всех «нетитульных» – настоящая подрывная работа.

• В устоявшихся империях, по логике вещей, государственная идея отнюдь не обязательно должна доминировать над правовой, и даже, похоже, во многом выступает с нею в союзе: имперская власть, имперская конституция, неизбежно светские и интернациональные.

• Коммунизм, на практике – это крайний этатизм. Ибо социализм означает максимум власти над людьми, а власть – это государство.

• «Ein Reich, ein Führer, ein Volk» – формула этатического патриотизма: родина тут – это объединенное единой властью в единое государственное целое однородное человеческое множество («народ»).

ЭТИКА

– область человеческих представлений и различных теорий о том, почему в своём поведении человек должен учитывать интересы других, хотя бы оно и не было лично ему непосредственно (или даже вообще) выгодно…

Этика – точно то же, по смыслу их корней, что мораль или нравственность (или ещё немецкое Sittlichkeit и т.д.), с частным значением: философия нравственности (морали).
Однако все приведённые термины следует признать неудачными, поскольку они уже как бы подсказывают эту свою философию: все включают в себя корень «нравы» (социальные привычки, традиции, как сейчас любят говорить, «интериоризованные» индивидами общие нормы). Тогда как эмпатия, или то, что в русском языке называется человечностью, не только не имеет ни к чему подобному отношения, но как правило идёт с этим, то есть буквально с «нравственностью», вразрез. И есть основания считать именно человечность – подлинной «этикой».
Сама постановка «основного вопроса этики» (а я убежден, что сформулировал его в своём определении правильно) исключает возможность принципиального ответа на него. Ибо такой вопрос («что мне до других, если учитывать их мне не выгодно?») мог родиться только в дикарски-эгоцентрической, солипсистской установке: «Я для себя есть ценностный центр универсума, мир важен мне исключительно как мир для меня». Не выходя из этой установки, можно найти только два варианта ответов: 1) вести себя нравственно мне оказывается на практике всё-таки полезнее, чем кажется! – и получить теории разумного эгоизма или эвдемонизма, и 2) вести себя нравственно меня вынуждают могучие высшие силы, действующие внутри меня! – и получить религиозную или безотчётно-религиозную, квазирелигиозную этику долга. Однако слишком очевидно, что прямой эгоизм подчас оказывается выгоднее косвенного «разумного», а в Бога можно и не верить, и потому принципиального ответа на вопрос этики не получается.
Такой принципиальный ответ мы можем получить, лишь расставшись с солипсистской установкой. Ответ в том, что, если мы осознали самоценность других существ, то и вопроса-то такого, «почему мы должны их учитывать», не остаётся… Если мы научились ощущать самоценность чужой жизни и того, как следствие, что ей важно и дорого, то и ведём себя соответственно, по собственным воле и желанию. Сама этика отныне уже не проблема – но, может быть, тем сложнее становятся для нас её конкретные проблемы. Ибо мир не сгармонирован так, чтобы интересы одной жизни совпадали с интересами другой, или чтобы над всякой жизнью, сей высшей ценностью, не был властен слепой неодушевлённый случай.
Таком образом, ни этика долга, ни этика человечности не защищены от коллизий – невозможности единственно правильного или безусловно доброго решения в конкретных ситуациях. «Ты должен, и значит ты можешь!» – великолепно, но – неправда… Фактор коллизии осмысляет так называемая «ситуативная» этика.
Мне остается только сослаться на соответствующие этим темам эссе настоящего Словаря – такие как Нравственность и человечность, Коллизия, Долг, Долг и склонность, Долг и совесть, Совесть и стыд, Релятивизм моральный, Солипсизм и этика (Этика как преодоление эгоцентризма), Этика нормативная и ситуативная, Этика условная и безусловная, Разумный эгоизм, Эвдемонизм, а также эссе о природе ценности. Конечно, касался я этой тематики и во многих других местах Словаря.
(А последующие замечания, соответственно – разрозненные, случайные, их я помещаю, поскольку представилось место.)

• Почти в каждом единичном случае вред, наносимый обществу своекорыстным поступком отдельного человека, слишком мал по сравнению с той выгодой, которую этот человек может себе таким способом обеспечить. Поэтому совместное бытие многих, без коего не выжить никому, требует от каждого – его индивидуального, автономного и как бы иррационального (с точки зрения эгоцентрика) избытка предпочтения этой совместности, называемого – моралью. – И этика, как философия морали, представляет собой бесконечный ряд попыток обосновать для принципиального эгоцентрика этот избыток… Попыток, не достигающих убедительного результата уже тысячи лет, поскольку и указание на очевидное «без совместности не выжить никому» лишь возвращает эгоцентрика к исходному: «почти в каждом единичном случае вред, наносимый обществу моим своекорыстным поступком, слишком мал по сравнению с той выгодой, которую… и т.д.»

• Нет плохого, кроме жестокого. – Но всё плохое по существу жестоко, даже если сразу этого не видно. Всё плохое плохо именно тем, что жестоко.

• Есть человек – есть проблема. Нет человека – есть непоправимость.

• В «золотом правиле» вся подлинная этика, нечто более важное, чем «весь Закон и Пророки». Если другой человек для тебя самоценен – как и ты самоценен для себя – то проблемы, почему и как ты должен его учитывать, для тебя просто не существует.
Да, разным людям нужно разное, но никакой обезлички золотое правило не предполагает. Относись к чужой уникальной личности так, как хочешь, чтобы относились к твоей, и поступай соответственно.

• Нравственные поступки не требуют благодарности. Не потому, что совершаются для Бога, принципа или даже совести, а потому, что должны быть естественны.

• Кодекс наших моральных принципов должен начинаться с основного, конституционного: «мораль имеет в виду только чьё-то реальное добро». А завершаться, как и положено в формальных кодексах: «ничто в моих частных принципах не может быть истолковано против главного».

• Если «нет в мире виноватых», то это оправдывает и обвинителей.

• Политика – крайняя вынужденная мера этики.
Этика – всегдашняя маска политики.

• «Этика и эстетика». Это столь любимое многими «благозвучное» и притом режущее слух словосочетание (добро ведь не думает о том, как оно выглядит) – по-своему всё-таки осмысленно. Не умеющие сочувствовать, как и не умеющие чувствовать красоту, вынуждены пользоваться каким-то набором общепринятых или вычитанных представлений о том и о другом. «Этика и эстетика», в качестве таких условных нормативов, вполне неразличимы.

• «Истина, добро и красота»? – Добро – то, что красиво поистине.

ЭТИКА (МОРАЛЬ) И ПРАВО

Переход к статье «Этика (мораль) и право» (другое название: «Право и мораль»

ЭТИКА НОРМАТИВНАЯ И СИТУАТИВНАЯ

Переход к статье «Этика нормативная и ситуативная»

ЭТИКА ТЕИЗМА

(см., главным образом, эссе «Теизм и человечность»)

• Бог хочет добра, но каждый злодей на этой земле оказывается сильнее...

• «Бог наслал на людей, за грехи, потоп». – Чтобы не вышло, что Бог карает невиновных (не все же заслужили такой страшной кары; а дети?..) – это надо понять так: «Грешники своими действиями вынудили Бога учинить потоп, став, в довершение к своим грехам, ещё и убийцами невинных». Но если в делах Бога есть его воля, то, получается, грешники оказались сильнее его.
Другое дело, если Бог – природа. То есть не «теистический», не личность.

• Солипсизм выворачивает мир наизнанку: не я в мире, а мир во мне. – Лишь для солипсиста, эгоцентрика, уместившего в себе мир, обращение к личному Богу за милостью не содержит логического и нравственного противоречия. Если другие люди не суть только призраки, образы моего сознания, но имеют самостоятельное бытие, то всякие мои сепаратные сношения с Богом означали бы лишь вопиющую несправедливость самого Бога.

ЭТИКА УСЛОВНАЯ И БЕЗУСЛОВНАЯ
(Долг или «плод добрый»?)

Переход к статье «Этика условная и безусловная (Долг или "Плод добрый"?)»

ЭТИКЕТ

– «малая» или «частная» этика, – принятые в определённом круге общества правила поведения (в смысле «обхождения»), достраивающие этику в её собственном смысле (как сущностных принципов человеческих отношений) и в разной мере условные и избыточные относительно неё, – а соответственно, имеющие тенденции 1) приобретать автономию от общечеловеческой этики, иногда и вступать в явное противоречие с ней; 2) усложняться и формализоваться, по мере «избранности» общества, при сопутствующем требовании навыков «естественности» в них; 3) служить знаком принадлежности человека к определённому обществу, в которое не допускают чужаков, – культивировать снобизм.

Между этикетом и этикой переходная ступень – сословная честь.

 

Рейтинг@Mail.ru


Сайт управляется системой uCoz