А. Круглов. Что такое снобизм?

Александр Круглов (Абелев). Афоризмы, мысли, эссе

Эти заметки дополняют книгу «Словарь» (хотя не входят в его печатную версию)

Что такое снобизм?

• Определение
• Немного этимологии
• Снобизм, стиль, comme il faut
• Снобизм как мечта об аристократизме
• Снобизм и оппозиционность
• Продолжение предыдущего: снобизм в диссидентах
• Снобизм и конформизм
• Сноб и обыватель
• Сноб и фарисей
• Снобизм и мораль. Культура глумления
• Интеллигенция или снобы?
• Снобизм и национализм
• Снобизм и искусство: сноб атакует
• Сноб и салонный дебил
• Приложение 2014 г.: Чванливая революция

Определение снобизма

Начну с определения приблизительного.
Снобизм – это подчеркнутая гордость своей принадлежностью к некоему, формально или неформально определенному кругу общества, воспринимаемому как особый и лучший («элитарный»), и ревниво блюдущему свою чистоту (несмешиваемость с окружающим миром).
Вообще, если не считать, что гордость – порок (это вопрос тонкий, ведь гордость будто бы еще не чванство), а также допустить вполне возможное, что некий круг действительно составили какие-то исключительно талантливые или достойные в чем-то люди (почему нет?), то и не поймешь из этого определения, почему слово снобизм носит столь однозначно негативный смысл. А существование журнала с именованием «Сноб» (факт, я имею в виду это наименование, столь же отвратительный, сколь и примечательный) – и вовсе меняет знаки, с отрицательного на положительный.
Главное зло снобизма даже не в том, или не только в том, что «круг достойных» должен, в целях поддержания своей чистоты, не подпускать к себе посторонних и тем самым недостойных, осуществлять на всех уровнях фейсконтроль, а это обязательно сопряжено с известными гадкими качествами в самих достойных.
Настоящее дело в следующем. «Круг», поскольку это круг определен не по формальным признакам (то есть не вроде Академии наук или не дворянский) – это определенный набор установок: ценностей, мнений, вкусов. Зло начинается уже тут – с самого начала. Как только возникает в людях гордость принадлежностью к подобному кругу, так и кружковые предпочтения становятся для них – в первую очередь – признаками их самоидентификации, знаками различия, элементами особого стиля, по которым сноб опознает уважаемых и редких «своих» в море презираемых чужих. А вместе с тем эти предпочтения перестают быть делом их собственного разума, личной совести и индивидуальных предрасположений. Все умственные и нравственные способности сноба пойдут на то, чтобы, в случае необходимости, защитить общие кругу сакральные установки, как дело чести, но не на то, чтобы признать факты или уяснить себе свое собственное мнение. Всякая групповая спесь неминуемо придет к фальши, поскольку истина – одна на всех. То есть мы видим потерю ума, совести и искренности, и причем, совершенно и в строгом смысле по фарисейски, воспринимаемые самим снобом именно как высшие духовные проявления. За коллективной спесью (гордостью это уже не назовешь) следуют, таким образом, настоящие догматизм и лицемерие. Эти дурные свойства прямо-таки востребованы снобизмом, даже если они как будто и не были востребованы самими ценностями, мнениями и вкусами духовных зачинателей «круга».
Так что снобизм – если быть точным – это спесь принадлежащих к какому-то замкнутому кругу, воспринимаемому ими как особо достойный и оберегаемому от внедрения посторонних, общие ценности, мнения и (или) вкусы которого становятся уже внешними признаками их самоидентификации, общим знаковым стилем поведения, и соответственно подменяют в каждом из них собственные ум, совесть и вкус, т.е. повергают в характерные (спесивые) ложь, фальшь и манерность. Это настоянные на коллективной спеси, и выработавшие свой узнаваемый стиль, догматизм и лицемерие.
Необходимое примечание. – Во времена массовой информированности, реальный узкий круг пишущих и вещающих снобов (а другие не столь заметны) превращается в широкий, или точнее дисперсный виртуальный, снобистские установки перенимаются и тиражируются желающими того подражателями. Сладость снобизма теперь может вкусить в какой-то мере всякий и каждый, кого природа снабдила соответствующей страстишкой – достаточно знать, например, к какой радиоволне подстроиться. «Фейсконтроль» – экстаз снобизма; а тут каждый может, с одной стороны, его избежать, с другой – даже и в какой-то мере практиковать самому. Ибо, если в реальный салон «пущать» кого попало ни возможности, ни желания у «допущенных» нет, то в виртуальный – есть и возможность, и желание (это – «рейтинги»). В общем, снобизм, как это ни удивительно звучит, стал достоянием улицы. Не думаю, конечно, чтобы снобы «с улицы» пользовались реальным уважением у тех, которые прямо в эфирах называют друг друга на ты и по уменьшительным именам, обнаруживая невзначай личное знакомство; но это для широких масс и не важно. В принципе, это ничего не меняет и для понимания самого явления снобизма – в тех и других он один и тот же. Подражатели, как известно, пересаливают, но и оригиналы, если хоть кого-нибудь в этой среде можно назвать оригиналом, «солят» достаточно круто – этого требуют public relations, иначе бы публика о них и не ведала. Копии, встречаемые на каждом шагу, стоят образца.

Немного этимологии

Сообщают, что жил в Англии некий Сноб, постоянный член и большой ревнитель определенного клуба. В этом человеке гордое чувство принадлежности к определенному замкнутому кругу (клубу) развилось до такой степени, что сама его фамилия стала именем нарицательным.
В Википедии об этом Снобе ничего нет. Там пишут, в числе прочего, что слово происходит из студенческого жаргона и обозначает, напротив, что-то вроде студента-разночинца в закрытом престижном колледже – неблагородного происхождения, что записывалось как s. nob. (sine nobilitate). Видимо, таковой слишком желал выглядеть благородным, в среде более счастливых в этом смысле товарищей, и в этом желании перебарщивал – как именно сноб.
То и другое объяснение мне кажется вполне отражающим суть этой психологии.

Снобизм, стиль, comme il faut

Говоря о стиле, я имею в виду, конечно, подлинный смысл этого слова – примерно «узнаваемая и распространенная в каком-то круге манера», «определенная система способов самовыражения художника или вообще поведения, пригодная для перенимания и получившая большее или меньшее распространение» (а не тот уж совсем глупый смысл, который ему придали в последние пару десятилетий в широком обиходе, нечто среднее между «красота» и «шик»). –
Итак, главная внешняя примета сноба – стиль. Стиль, вроде погон на кителе – это видимый знак различия (отличия от прочих смертных). Так как именно само это отличие и составляет торжество сноба, то и идеологические установки круга (ценности, мнения, вкусы) суть у сноба скорее элементы стиля, чем нечто важное само по себе. Стиль в снобизме поглощает его идеологию в т.ч. потому, что все формулы этой идеологии не могут пересматриваться или корректироваться членами высокого сообщества, а потому и становятся делом эстетического чутья или нюха, делом формы. То есть полная вписанность в стиль – характерный пустопорожний эстетизм – «не важно, что, а важно, как» (или точнее: «не важно, почему и зачем, а важно, что и как») – это, на самом-то деле, есть и главная внутренняя примета сноба, его духовная конституция. Сказанное, для понимания снобизма, есть момент очень важный, и к нему в предлагаемых заметках придется еще не раз возвращаться.
Великосветский стиль (снобов по рождению) – исторически носит название «comme il faut». «Как надо», безо всяких «зачем» и «почему». (Потому и так трудно это перевести, как это заметил еще Пушкин, что не видно: кому, собственно, надо?)
В пору своего становления, Толстой пережил полосу «comme il faut», о чем оставил гениальный отчет в повести «Юность».
«Я не уважал бы ни знаменитого артиста, ни ученого, ни благодетеля рода человеческого, если бы он не был comme il faut»…
То есть – заметьте! – сам Толстой уже в ту самую пору своего юношеского заблуждения фактически отдавал себе отчет в том, что промахи относительно comme il faut, например неверное «отношение сапог к панталонам», неумелое «танцеванье» или даже дурной французский выговор, отнюдь не исключают возможности для человека быть умным и талантливым, и даже, ни больше ни меньше, как быть благодетелем рода человеческого. В чем же тогда заключается достоинство самого comme il faut?
Только в одном. Должный (comme il faut) стиль – это униформа, опознавательная примета аристократического круга. Характерно, что в стиль comme il faut во времена Толстого входило «постоянное выражение некоторой изящной, презрительной скуки». Презрительная скука прямо указывает на то, без ненужных слов, что демонстрирующий ее опустился до данного окружения только по не зависящей от него досадной необходимости, что окружающий мир его недостоин. Достойны в какой-то мере те, раз уж наш сноб их не избегает, кто вместе с ним изображают эту презрительную скуку. В данном случае, речь о снобе-аристократе, которому не обязательно было зарекомендовывать свое превосходство над остальным человечеством ни трудами, ни талантами, ни добродетелями. Эти свойства – суть свойства тех, кто по рождению должен прислуживать, важные как таковые (так сказать, при подборе персонала), но одновременно вполне презираемые. Крепостной зодчий мог весьма цениться как зодчий, но это не избавляло его от плетей.
Стиль сноба не наследного, или аристократа «самопровозглашенного», есть конечно производное того же comme il faut.
«Стиль – это человек». Вот одно из самых откровенных снобистских высказываний. Не выдержан стиль – и нет человека, то есть нет человека, достойного так называться – достойного быть допущенным в «круг». Истина, ложь, добро, зло – ничто из этого необходимой приметы «избранных своих» не составляет. Только стиль и составляет, в сухом остатке, этот самый знак, заветную опознавательную примету. Только способность выдерживать стиль, соответственно, и составляет основу гордости. (На несколько устаревшем сленге эта приверженность стилю называлась «пижонство»; пижонство – это, так сказать, слишком дешевый снобизм.) В любом случае, стиль – это сноб.
Все-таки надо снова вспомнить о том, что в современном «культурном» снобизме идеологические установки, как будто, должны играть роль бóльшую, чем собственно стиль (манера поведения). «Отношения сапог к панталонам» у членов культурных элит видят только внутри этих элит, а «против кого дружат» элиты – знают все желающие. Но коль скоро эти установки – установки в первую очередь снобистские, то и они – шила в мешке не утаишь – всего лишь стиль.

Снобизм как мечта об аристократизме

Итак, снобизм удовлетворяется очень малым в членах снобистского сообщества, коль скоро они туда уже сподобились попасть – главное, как только что разбиралось, это соответствующий «знаковый» стиль поведения, включая определенные знаковые, несложные для запоминания и воспроизведения идеологические формулы. Наследному же аристократу, чтобы быть членом высокого замкнутого сообщества дворян, тем паче – ему не нужно и вовсе ничего, кроме унаследованного титула. Особые аристократические манеры и специфический кодекс добродетелей, «чести», правда, прилагаются, но и здесь манеры имеют значение едва ли не большее, чем честь (и уж точно много большее, чем обычная общечеловеческая мораль – ведь аристократ, как исходно военный или политик, стоит над моралью). А в конце-то концов не обязательны ни честь, ни манеры. Кровь есть кровь. Так оно для наследного аристократа – он, так сказать, есть сноб по положению. Обычного, не наследного сноба – что-то зримое все-таки должно выделять из массы «простых людей». Но это, повторю, в главном – знание, какие общие слова и с каким выражением говорить, – в общем, самые жалкие пустяки. Свой «аристократизм» в этом есть.
Взгляните, какие ничтожные признаки конституируют сноба. Возьму одно из подобных друг другу высказываний, получивших в снобах широкую популярность (беру именно это, поскольку нашел его в печатном виде). Я его уже цитировал в эссе о фарисействе. – «Когда вместо "есть" говорят "кушать", а вместо "скажите, пожалуйста" – "вы не подскажете?" – я понимаю, что этот человек, наверное, по большей части "не моей крови"»…
При всех оговорках («возможно», «по большей части»), которые цитируемый интеллигентный сноб делает, обратите внимание на характернейшее (и, если мыслить в ключе Фрейда, разоблачителя мелочей, психологически самое важное в этом вопросе): различие сноба от прочих двуногих – сама «кровь». Хоть и в кавычках, и метафорически, но – несмешиваемость, несовместимость, отторжение, безо всяких «почему» и «отчего». То есть нечто невидимое, но непреодолимое и недосягаемое как бы уже на биологическом или божественном уровне. Это в точности воспроизводит заблуждение аристократическое, доброе старое сословное чванство, – имитирует снобизм наследственный. Чтобы быть непостижимо и мистически лучшим, чем все остальное человечество, быть другим и более качественным в каждой своей клетке («голубой крови»), аристократу достаточно «дать себе труд родиться». Ну а снобу – не говорить, например, «вы не подскажете?».
Весьма ощутимо, что наследный аристократизм – тайная или подсознательная мечта сноба. Мечта о буквальном наследовании достоинства, и соответствующее поведение, проявляется в нем и фактически («дети» явно предпочитаются «self-made»). И это притом, что наша-то советская и постсоветская элита (вместе со всеми достигшими каких-то социальных успехов), в своем статистическом большинстве, что и естественно, как раз самого неаристократического – рабоче-крестьянского или еврейского происхождения (у евреев дворянства нет вообще). Коль скоро дворян в мире слишком мало и круг их произвольно не расширяется, нарождается квазидворянство – эта самая «элита». Элита избирает в себя сама, никакие объективные достоинства соискателя (или не-соискателя) еще не гарантируют попадания в «избранный круг»; это – еще от наследного принципа, который ведь тоже не исходит из объективных достоинств наследников, а наделяет их достоинством.

Снобизм и оппозиционность

Зараза гордыни естественно садится на оппозиционность, на понимающее правду и несогласное с доминирующей неправдой социальное меньшинство.
Нет никакого сомнения в том, что именно какое-то меньшинство (исходно – и вовсе один умный человек) первым разберется во всяком деле лучше, чем послушное власти и традициям большинство, и святой долг этого просвещенного меньшинства противостоять всякой отсталости и властной неправде. «Жить не по лжи». И, может быть даже, не пожимать рук тем, кто сознательно и цинично с этой лжи живет, чиня зло другим, да еще эту ложь активно пропагандирует.
Но подобная ситуация, вместе с тем – готовая почва для снобизма. Групповое чванство прорастает на этой почве в конце концов неотвратимо, заодно привлекая в группу, хотя бы виртуальную, тщеславных болтунов, «салонных дебилов», научившихся воспроизводить стиль и привычные формулы несогласия (что бывает технически совсем несложно, а в нынешних условиях и безопасно). Истинная точка зрения, бывшая исходно с малым числом лиц, превращается в групповую привилегию этого разросшегося меньшинства: все, что нам по нраву, истинно, поскольку это по нраву нам. Истина это мы. Иначе говоря, эта точка зрения вырождается до условной снобистской установки, опознавательной стилевой приметы избранных, которой до реальной истины, в меняющихся обстоятельствах, даже просто до фактической правды, уже не остается никакого дела.
Специфика снобизма собственно оппозиционного – имитация неравнодушия и негодования. На первый взгляд это как будто бы совсем не похоже на «изящную презрительную скуку» снобов-аристократов. Но, на самом деле, и «презрительной скуке» находится в ангажированном снобизме свое место. Если кто-то говорит не то, что такому снобу нравится слышать, его просто не надо слушать (скука) или же можно постараться ответить оскорблением (презрение). Это – собственный стиль оппозиционности на ее снобистской стадии. Так, на самой приметной в этом смысле радиостанции, недавно представленной на Нобелевскую премию мира, на всякий не понравившийся звонок слушателя могут прямо в эфире сказать позвонившему «дурак», «аптека за углом» и отключить связь. А вся публицистика этого направления будто упражняется в искусстве выражения презрения к оппонентам – как своему главному аргументу. Вряд ли кто сможет тут возразить мне, что это не так.
Вы вполне космополит, но никак не возьмете в толк, например, чем могут заслужить хоть какую-то симпатию или доверие российские исламские террористы; считаете, может быть, что отдавать под их управление, вместе с нормальными людьми, целые территории – несправедливо и опасно? Или, на вашу беду, не уверены, что Путин мог сфальсифицировать выборы, на которых победил с колоссальным отрывом? Или наивно не понимаете, почему Путин «должен уйти» и кому от этого будет лучше, если следующий за ним кандидат – сталинист?.. – Невозможно доказывать очевидное, но в данном случае это и бесполезно: это как если бы вы сказали «кушать» вместо «есть» или «вы не подскажете» вместо «скажите». Не надейтесь, что факты и логика всюду должны быть вхожи и везде рукопожатны.
Коллективные установки и акции снобов бывают столь разрушительны и притом алогичны, что возбуждают во многих простых душах подозрения – если все это говорится и делается в здравом уме, то, видимо, за деньги! Ищут темные силы, которые финансируют оппозицию в каких-то своих темных целях. Но я все-таки верю, что главная и вполне достаточная темная сила, которая движет снобами, это – только сам снобизм. Стать поперек, стать заметным, стать особенным.
Кстати о деньгах. Трудно сказать, что в наши дни лучше кормит общественное лицо – лояльность или оппозиционность. Нынешняя наша оппозиция, в своих видных представителях, и правда кажется не бедствует. Я здесь не претендую ни на какие «разоблачения»: материальное благополучие входит в число явно исповедуемых ценностей современного оппозиционера-сноба (чего конечно не было в оппозиционере советских времен, в диссиденте). Еще Чичиков «за правду страдал», сейчас он без стеснения хвастался бы удачливостью. Нынешний аристократ духа уже отнюдь не Белинский и не Добролюбов, и не Сергей Ковалев – принципиально. Как так сложилось, я здесь не разбираю, просто констатирую факт. В общем, снобизм интеллектуала слился в постсоветские десятилетия с гордостью купца: если умный, почему не богатый?.. И оппозиционность, к счастью, вполне рыночна, «ликвидна», ведь, как сказал какой-то из Кеннеди, «пятая часть населения постоянно настроена против всего» и гарантирует спрос. – И вот например Латынина учит, мимоходом, что «лузеры и лохи» – это те, кто ездит на «Жигулях» (а не иномарках). Страшно представить, кем же она считает все то несметное множество представителей homo, которые перемещаются на метро! «За чувством скромности обращайтесь к другим!» (как гласит реклама BMW)... А русское отделение американского радио «Свобода» собралось уходить из эфира в Интернет (еще до гонений на организации, финансируемые из-за рубежа), вслед за другими станциями этого же направления, потому что транзисторы крутит публика «возрастная и бедная», а нужна публика компьютеризованная – молодая, успешная и богатая… (Узнал свое место, нищий российский интеллигент? полуголодный старик, заботящийся не о себе, а о будущем молодых?.. Обойдутся без твоих забот!..) Дальше, на этом радио и его Интернет-сайте, одним махом увольняют практически всех журналистов, благородных оппозиционеров, и на их место безо всякого зазрения садятся другие благородные оппозиционеры; уволенная редактор даже по этому поводу не забывает упомянуть о своей рукопожатности – «раньше мы знали, кому в профессии подавать руку etc.» – но, как видно, одни оказались более рукопожатны чем другие… Да и компенсации, как объясняют хозяева радио, были выплачены приличные…
Я, кажется, догадываюсь, почему американская дирекция радио ничтоже сумняшеся пошла на эту высшую меру. Там не разобрались, что мнения нашей оппозиции – по преимуществу снобистские, то есть представляют собой условные установки определенного замкнутого меньшинства, которое не может и даже не очень-то хочет кардинально вырасти. Со своей стороны и для тех, кто по законам жанра должен составлять и составляет абсолютное большинство – людей, далеких от светской жизни и не познавших всей утонченной прелести абсурдизма – все эти мнения скопом значат лишь «интеллигенция бесится» и ничего более. Но простодушные американцы думают: если все мыслящие люди в России всерьез верят, что Путин взрывает дома, развязал вторую чеченскую, убивает пацифистов, переписывает итоги выборов, разгоняет мирные демонстрации, сажает без суда скромных девушек-вокалисток только за три слова политического протеста и т.д. и т.п. – то, конечно, оппозиционное Путину радио должно иметь на порядки большую аудиторию, чем оно имеет! Должны быть многие и многие миллионы! Ну, а раз этого нет, то тех незадачливых журналистов, которые там работают, чистосердечных недотеп, неспособных удовлетворить эту естественную жажду миллионов – надо оплатить, поблагодарить (если будут громко обижаться), и – вон. (*)

Продолжение предыдущего: снобизм в диссидентах

В какой-то мере – мне очень не хочется говорить этого, но – снобизм был свойствен и советским диссидентам. В отличие от нынешних оппозиционеров, диссиденты не получали за свои сочинения, размножаемые тайком на машинке, гонораров, не могли в публичной печати разражаться громогласными филиппиками против зажима свободы слова (и завуалированно тоже не могли), а многие даже удостаивались тюрьмы. Одним словом, они противостояли реальному авторитаризму, а не выдуманному (безбожно преувеличенному). И потому, что бы ни было, заслуживают уважения и благодарности.
Однако любые их открытые акции против советского режима могли быть только заведомо демонстративными, не рассчитанными на фактическое достижение заявляемых целей и к тому же невольно чинили реальный побочный вред делам и людям, с которыми диссиденты были по жизни связаны. Очевидно, что алгоритм этого поведения в точности воспроизводит алгоритм фарисейского поведения, и потому, можно опасаться, требует от исполнителя известных фарисейских качеств. Некоторой жесткости в моральных принципах без плода доброго, но с привлечением общего внимания. А вслед за вынужденным и оправданным фарисейством следует, увы, и групповая гордыня – снобизм.
То, что практически весь состав легендарных советских диссидентов вошел в новую, игровую, постсоветскую оппозицию – подтверждает это неприятное наблюдение.
Сам я в те времена, скажу без преувеличения, ненавидел советскую власть прямо-таки мучительно. То же и близкие мне люди. И в этих близких мне людях, кстати, совершивших в провоцирующих обстоятельствах определенные акции непокорности, я ни малейшего чванства, клянусь, не видел. Просто его не было в их характере. Но все-таки в диссидентском кругу, к которому я оказывался близок, душок снобизма там и сям ощущался.
Вообще в свободомыслящей интеллигентской среде того времени, даже традиционно терпимой и уважительной научной, чванство не было чем-то немыслимым или невиданным. Так, на одном из авторитетнейших неофициальных научных семинаров – математика Гельфанда – пришедшего без приглашения этот руководитель семинара мог запросто выставить за дверь, спросив у зала: «кто его привел?», а неудачные доклады прерывались им с насмешливыми комментариями вроде «пирожки очень нравятся, но не настолько, чтобы их есть», либо сами докладчики подвергались такому унизительному разносу, что один из них покончил жизнь самоубийством (**). Чванство этого признанно выдающегося ученого тоже было выдающимся, о чем свидетельствуют многие научные мемуары, но его можно было бы считать частным случаем, если бы, хотя бы, не этот прославленный семинар.
Возвращаясь собственно к «профессиональным» диссидентам. На теоретическом уровне их подверженность снобистской порче понятна, и живые примеры тоже привести нетрудно. Вот один. – Однажды Розанова, жена Синявского, рассказывала по ТВ, как во времена скитаний по российской глубинке она набирала в провинциальных библиотеках хорошие книги (которые при советской власти купить в магазине было практически невозможно, а в эти библиотеки они попадали по разнарядке и их там мало кто читал), – брала чтобы не возвращать, и так накопила неплохую библиотеку. Услышав это, я уже с умилением предвкушал заключительную фразу – которая по моему представлению обещала быть такой: «и вот теперь, когда мы живем в Париже в двухэтажном доме, я счастлива разослать по всем этим библиотекам украденные книги в новых чудесных изданиях! Да еще и такие, каких там не видали!..» В конце концов, и Ломоносов и Шубин родом из Колмогоров, из провинции! Да и не Ломоносов – тоже пусть почитает, если захочет!.. Но ничего подобного я не услышал, ибо ничего подобного ей и в голову не приходило. Она лишь похвасталась своей внутренней свободой от всяких излишних моральных ограничений. Никаких Ломоносовых, Шубиных и вообще никого достойного того, чтобы с ним надо было считаться, в провинции для нее быть не может, потому что не может быть никогда. Это, конечно, нутряной снобизм.
Снобизм, который, как сказано выше, мог в ком-то и послужить индивидуальной предрасположенностью к диссидентскому призванию.

Снобизм и конформизм

Если установки сноба как правило расходятся с широко распространенными установками, и это становится обычным критерием различения сноба от прочих смертных, то это отнюдь не значит, что в них воплощается его свободное разумение. Свободное независимое разумение вообще не установочное, а – поисковое, и дело индивидуальных умов, «своей головы» каждого, а не групп. Истина приоткрывается каждому честному уму по отдельности, но совершенно закрыта от коллективов, которые подменяют ее своими особыми идеологиями. А уж от всякого рода «узких кругов», куда посторонних «не пустят», то есть держащихся за свои идеологии как за свое тщеславие – истина – за семью печатями.
Это значит, что внутри любого идеологического сообщества, тем паче узкого снобистского, должен царить конформизм. В прямом и точном смысле этого слова. И, чем уже круг посвященных, тем его конформизм должен быть плотнее и удушливее.
Действительно, плотность конформизма (невозможности для собственных мнений и предпочтений человека расходиться с принятыми установками) в снобистской среде многократно превышает плотность конформизма в среде, традиционно считающейся конформистской, то есть в среде «обывательской». Иначе и быть не может. Да, обыватель держится за свои установки некритически, подобно фарисею или снобу. Но его мнения в общем не составляют предмета его гордости, ничем его не выделяют из прочих смертных и не должны выделять. Люфт для свободы остается. Не то – сноб. Грех против установок отлучает сноба не от какого-то мало определенного «как все», а от клана избранных, а это для его самолюбия смерти подобно.
Тут можно сделать некоторую оговорку. Внутри, ближе к центру снобистского круга, некоторая свобода индивидуальных мнений, разумеется на фоне общей лояльности, в общем допускается. По принципу, видимо, «чего среди своих не бывает». По краям круга различия в мнениях уже нет: это привело бы к потере идентифицируемости. Так, «звездные» политологи Сванидзе и Радзиховский, даже Латынина могут высказывать аж такую «крамолу», как осторожное неприятие чеченских террористов. В более широком «рукопожатном» обществе это совершенно немыслимо. Для обычного сноба эти террористы были и остаются исключительно «борцами за права и свободу народа», благородными «воинами» и т.д.

Сноб и обыватель

Сноб и обыватель (в худшем смысле этого слова) как будто непохожи, но непохожи так, как бывают непохожи кровные братья: какое-то внутреннее сродство очевидно. Одни и те же свойства выражены у них по-разному, но – одни и те же.
Обыватель не живет собственным умом – и сноб им не живет; только у обывателя установки расхожие, у сноба – выделяющие его группу из всех. Это разные виды стадности: общего стада и мелкого стада, находящегося внутри общего и противопоставляющего себя ему.
Обыватель – конформист, и сноб – по-своему, но в гораздо большей степени – конформист. Ибо широкие установки все-таки размыты, а установки узкого круга – определенны, да к тому же составляют особое достоинство сноба.
Обыватель всегда убежден в своей правоте – и сноб, разумеется, еще в большей степени в ней убежден. У первого так потому, что он придерживается общих со всеми установок, у второго – потому, что придерживается установок общих с избранными. Априорная субъективная правота и обывателя и сноба зиждется на том, что фактическая правда, по сути, не нужна ни тому и ни другому, и никак им не мешает ощущать себя всегда правыми.
Обыватель бывает насмешлив и чванлив – и сноб презрителен и чванлив, только это его определяющая черта; чванство обывателя распространяется на отдельных единичных «чудиков», не сумевших вписаться в широкое большинство «как все», чванство сноба – на всех двуногих, не вписывающихся в «как надо» («comme il faut»).
Обыватель больше всего боится выглядеть смешным, стандартные внешние формы (поведения, одежды) для него сакральны и важнее сущностей (важнее правоты, доброты, красоты) – и сноб больше всего боится выпасть из обоймы избранных, удостоиться их презрения, а стиль, голая форма (включая кое-какие идейные установки), как опознавательная примета избранных – это и есть сам сноб. Неслучайно (как уже отмечалось выше) и обыватель в последнее время вместо «шик-блеск-красота» пристрастился говорить «стиль». «Позвольте себе больше стиля!» (рекламный призыв).
Обыватель логически непоследователен – и сноб тоже. Только обыватель непоследователен за счет того, что некритически принимает свои воззрения из самых разных источников, лишь бы они были в ходу (он нынче и верующий, и эзотерик, и не остается в стороне от «сексуальной революции»), а сноб – за счет того, что его жесткие сверхпоследовательные установки вынуждают его постоянно идти против очевидности.
Обыватель, между прочим, обожает сейчас словечко «элита». У него – «элитные» школы, «элитные» потолки и паркеты, «элитные» унитазы. А сноб сам – «элита». Да и слово «стиль» обыватель понимает именно в снобистском духе.
Ну и так далее.
Подытоживая эти наблюдения, сноб – это некая разновидность, некая извращенная крайность обывателя.

Сноб и фарисей

Фарисей – тот самый «гроб раскрашенный, полный нечистот» – это человек, гордый своей праведностью, то есть владением вернейшими установками и точным следованием этим установкам; по этим признакам фарисеи и составляют гордую касту. Как видим, определение фарисея почти сливается с определением сноба. Сноб горд своей принадлежностью к кругу избранных – владеющих вернейшими установками, которым надо точно следовать, чтобы не выпасть из этого круга.
Можно сказать: фарисей начинает с установок и кончает чванством, а сноб – как правило – начинает с чванства, которое и влечет его в круг с выделяющими его из всех установками. Фарисей выглядит страшнее, сноб – неприятнее.

Снобизм и мораль. Культура глумления

Жесткость в определенных квазиэтических установках, составляющая предмет особой гордости тех, кто их исповедует, и неминуемо заводящая в конфликты с истиной и совестью – фатальное заблуждение фарисея и его брата сноба. Это – самое главное, что необходимо сказать об ущербной морали снобизма, и этому по существу посвящены все предлагаемые заметки.
А в данной рубрике я хочу коснуться другого – общепринятых моральных норм, главным образом в том, что касается половых отношений, а также общепринятых внешних приличий. Тут очень важно заметить, что речь идет не о каких-то условленных нормах, а о таких, что определяются самой биологической природой человека. Так, собака – существо прекрасное, но она не различает публичного и интимного, а также грязного от чистого. Кошка, хоть и примитивнее собаки, в какой-то мере то и другое различает. Такие в них вложены инстинкты. А у млекопитающего человек природные инстинкты интимного и чистого сильны весьма, и по произволу никуда из него деться не могут.
«Собака делает это (спаривается на виду) потому, что не знает, что это неприлично!» – возражают представители критикуемого здесь умонастроения. А человек, стало быть, «знает», то есть поверил в придуманную кем-то условность, и потому только этого на виду не делает. – Так вот, это совершенная неправда. Инстинкт интимного – не только в социальных установках, но и в самой природе человека. Теперь на разрушение этого инстинкта благопристойности в человеческой популяции работают, денно и нощно, громадные силы масс-медиа; и хотя надо признать, что значительные успехи в этом направлении достигнуты, все-таки на площадях и в скверах люди этого упорно не делают. Естество неистребимо. Оно-то и индуцирует человеческие нормы и приличия.
Что до сноба, то он, бравируя своей непохожестью, имеет особую наклонность эти простые природные нормы и приличия оскорблять. Не отодвигать их на второй план, когда этого требует человечность (возможны, наверное, и такие ситуации) – а именно оскорблять, глумиться и словом и действием. Зачем? Затем видимо, чтобы удовлетворять спесь. Вырабатывается целая культура глумления. Ведь если ты над чем глумишься, то, ясно, чувствуешь себя выше. Быть выше естественной морали – привилегия прямо божественная.
Эта наклонность – саморазоблачительная метаморфоза «изящной презрительной скуки» – имеет свою давнюю уже традицию. Понятно, что гадости Боккаччо или Рабле – развлечения отнюдь не каких-то спившихся и опустившихся плебеев (каковые, надо думать, не имели в те времена особой возможности развлекаться чтением), а – самых верхов, аристократических и духовных.
Супруга поэта Вознесенского Богуславская и тут пролила кое на что свет: советская свободомыслящая художественная элита, советская богема и одновременно высший свет, была, оказывается, нравов самых прихотливых. И это, что удивительно, на фоне серого и притом внешне такого приличного советского бытия. Бывший простой советский интеллигент только руками всплескивает – «мы и не знали!» В каких-то коллективных сексуальных развлечениях этой женщине даже претило принимать участие (устойчивую женскую природу так просто со счетов не скинешь). Самой было противно. Но ее «культовый» муж находил это необходимым, и приходилось подчиняться. Вкус сноба – не «дело вкуса», comme il faut прежде всего.
Когда Дума вознамерилась было принять закон о недопустимости ненормативной лексики в тиражируемой литературе, наш сноб запротестовал и принятие закона заблокировал. Не нравится тебе, обыватель, матершина, непристойности и хамство в метро да на улицах – ну там и зови себе на подмогу полицейского, а места для избранных и образованных (книги, театры, кино, выставки, интернет) – не тронь. Что на плебейский взгляд – помойная жижа, то на взгляд сугубо просвещенный – может быть и самые сливки и пенки, культурный изыск. Без Алешковского сноб неполный.
(Казалось бы, не прежние времена: пару кликов мышкой, и любой перл из этой сокровищницы можно сохранить, размножить, переслать всем знатокам и ценителям! В огне не сгорит и в воде не утонет!.. Но снобу, для своего детища, эзотерической известности уже мало. Ему надо, чтобы – демонстративно.)
Никто не станет спорить с тем, что сексуальное поведение – сугубо личное дело каждого взрослого человека, поскольку он никого не насилует и не портит; и что биологически неправильная сексуальная ориентация – отклонение, несчастье, а за болезнь и несчастье не карают, несчастному сочувствуют, и не лезут в его душу. Но, конечно, болезнь не надо распространять! Нельзя, именно, никого портить! То есть за закрытыми дверями – дело каждого, «кто как и с кем», а вот пропагандировать гомосексуализм – это уже, безусловно, зло. – Снобу же нужно, как раз, чтобы гомосексуализм, не-норма, был узаконен в качестве нормы: попирал норму.
Я подозреваю даже, что коллективная политически-матерно-порнографическая акция студентов в университетском музее потому никого в «элите» против них не настроила, что попросту никого в ней не шокировала. Ну, мат на плакате, ну, беременная сношается на четвереньках, ну, «французская любовь», ну, в Интернет выложили видео для общего назидания – и что такого? Чего в этом духе, в самом деле, нельзя прочесть, чего нельзя увидеть в театрах и кино?.. Из университета участников «протестной акции» не выгнали, и в дальнейшем, уже по случаю воплей и танцев в церкви, за одну из ветеранок движения, «ни в чем не виноватую девочку», заступалась аж замдекана философского факультета. (Не поминая уж писем культурной общественности тирану Путину, благотворительных концертов, тьмущей тьмы гневных и саркастических выступлений...) – Что некрасиво и грязно для быка, то, видимо, самый стиль для Юпитера… То лишь гадко, что оно Юпитеру зачем-то нужно.

Интеллигенция или снобы?

Интеллигент – это тот, кто строит свое существование сообразно собственным мнениям, которые вырабатывает своей головой, опираясь на факты и логику (ну и еще на моральную аксиому – что добро различается от зла и есть содействие сохранению и процветанию жизни). И уже тем самым он – не обыватель, не фарисей, не сноб. Последнее – даже в особенности.
Действительно. –
Обыватель, в отличие от интеллигента, строит свое существование сообразно общепринятым в его среде установкам, а отнюдь не собственным мнениям. Но ведь и любой человек не может прояснить свои позиции относительно всего на свете, так что и интеллигент в чем-то остается обывателем (хорошо, если при этом сам сознает, в чем именно).
Фарисей, в отличие от интеллигента, слишком верит в свои сакральные установки, по которым строит свою жизнь; он не позволяет себе пересматривать их своим умом, западает в формализм, но все-таки это духовные установки, а не материальные, и для честного фарисея они главное. И это по-своему уже интеллигентно.
Сноб строит свое поведение исходя из коллективных установок его круга, составляющих основу для его спеси. В принципе неинтеллигентно первое (коллективность установок), и ужасно неинтеллигентно, по существу, второе (спесь).
Почему спесь неинтеллигентна?
Потому что интеллигент, как оно вытекает из определения, сам оказывается в персональном ответе за общечеловеческие ценности; он не за себя и не за наших, он – за всех. Не может он сбиться ни в какую группу гордых избранных, и не станет чваниться, как говорил Чехов, даже перед собакой; у него, у настоящего интеллигента, просто нет этого чувства.
Что же такое, в этом контексте, «интеллигенция»? Как мы ее знаем?
Это как раз «круг избранных лучших», «элита». Она может состоять из специалистов или из очень изощренных в умственных упражнениях людей, может блистать разными талантами, но только не может состоять из настоящих интеллигентов. Это было бы смехотворным противоречием в определении. Приходится признать, что в полном смысле интеллигентов мало даже среди тех, кого мы ценим в качестве актеров или писателей.
Увы, в настоящее время в России группа самых заметных снобов ассоциируется в общественном сознании с «интеллигенцией». То есть с интеллигентами. Это глупо, это несправедливо по отношению к идеалу интеллигента, а главное – это очень плохо для общества в целом. Ибо победившая ныне идея, что именно наиболее мыслящая, хотя бы уже в силу своих профессий, часть общества презирает это общество и ведет себя соответственно, так что никак прислушиваться к ней не надо, а можно лишь, заткнув уши и нос, терпеть – это трагедия.

Снобизм и национализм

Национализм – гордыня принадлежащих к определенной национальной общности, приправленная ксенофобией, чуранием всего чужого. Весьма похоже на снобизм. Но вряд ли всякий национализм можно назвать снобизмом в полном смысле этого слова, ибо снобизм предполагает не общий для всех или многих, а узкий круг, противопоставленный той широкой массе, внутри которой он образовался.
Национализм так называемого коренного населения – пахнет скорее погромом, чем снобизмом. Но пахнет снобизмом национализм (успешных) диаспор.

Снобизм и искусство: сноб атакует

Снобизм, как искусство стиля, – весьма прилипчивая болезнь искусства. Которое ведь со стилем работает и, за недостатком таланта у его творцов, легко в него, что называется, «западает». То есть, вырождаясь, подменяет стилем – суть. Об околохудожественной среде и говорить нечего, салонной жизни без снобизма не бывает.
За последние полтора столетия эта профессиональная болезнь искусства привела, можно сказать, к трагическому исходу.
Стиль – это организация, гармонизация чего-либо; без того в себе, что важнее него, сам стиль – в сущности, ничто. Совершенная пустота. В конце концов, «чистый стиль» обязан порвать даже с чистой эстетикой – скажем, красивыми пропорциями или цветосочетаниями. Но если искусство специализировалось на том, чтобы разнообразить пустоту, то хорошее искусство от плохого отличается только тем, насколько более убедительный сноб за ним стоит.
Теперь искусство, символом которого может служить известный квадрат, нарисованный по линейке и замазанный черной краской по белому фону, превратилось в «пиар для пиара»: оно не нуждается более ни в профессиональных умениях художника, ни, по существу, в каком-либо душевном отклике зрителя (или может даже вызывать в нем отвращение, все равно), и существует только за счет созидаемых околохудожественной средой рейтингов. Так что и публичные выходки («перформенсы») вроде рисования гигантского пениса на разводном мосту или спаривания в публичных местах вполне могут считаться, при соответствующем пиар-сопровождении, относящимися к этой же примечательной художественной традиции. И получать престижные художественные награды. Тут уж мы присутствуем даже не при вырождении искусства, а – извините – при гниении его трупа.
Это правда, что опознать высшее достижение искусства может не каждый и не сразу. Но идиотизм и хамство – каждый и сразу.
Стараниями сноба, искусство стало настоящим заповедником для тщеславных пакостников. У искусства действительно есть некоторые привилегии относительно моральных прописей, и сноб вовсю ими злоупотребляет. Можно увидеть на картине (или скорее коллаже, ведь на рисование уже ни способностей, ни трудолюбия ни у кого почти нет) – композицию из церквей с клизмами вместо куполов. Или можно похлебать кока-колу из раны Христа и т.д., как на выставке в Центре Сахарова (о, бедный уважаемый Андрей Дмитриевич! наверное он в гробу переворачивается). Но в последние годы специально отведенных мест для «художественного эксперимента» светскому пакостничеству уже мало. Прошли времена, когда сноб изображал гордую неприступность и проявлял чванство лишь контактно. Теперь он переходит в атаку – хочет уже не просто презирать, а прямо оскорблять, и «эпатирует публику», то есть задирает и хамит, повсеместно. Тот же пенис на мосту, например. И наплевать в душу верующим надо теперь прямо у них в доме – прямо в церкви. «Мальчик Ваня пукнул в храме» (слова и музыка Макаревича); причем надо поправить автора, что реальный «Ваня» все-таки не просто оплошал, а сознательно выбрал место для своего перформенса: терпите! Разница все-таки существенна. – Когда же общество решается дать хоть кому-то из «пукающих» отпор, на защиту своих немыслимых привилегий встает вся «элита» – весь культурный сноб.
Пора, кажется, оговориться, что автор этих строк – неверующий. (Как кстати и либерал, то есть сторонник частной собственности, разделения церкви и государства, принципа сменяемости власти и пр.). А примеры с оскорблениями религиозных чувств я привожу чаще всего потому, что тут наносящие оскорбление знают заведомо, как и вся публика заведомо знает, что именно для кого-то составляет святое... Да ведь именно поэтому и выбирают его мишенью!
Все, о чем я говорю, поистине дико – но ведь все это не оценки, все это – просто голые и всем известные факты… И я вовсе не призываю искусство подчиняться каким-то моральным требованиям. Пусть искусство будет искусством, и тогда оно само будет высшим моральным авторитетом. А с хулиганами пусть разбирается закон. Кстати, если перформенс исполняется в общественном месте, то, стало быть, рассчитан на всю сумму естественных социальных реакций, в том числе и на реакцию полиции и судов.
Итак, все это – удручающий продукт чисто салонной жизни. Весь институт подобного рода искусства стоит на двух столпах – или имеет двух гениев – Сноба (созидателя дутых рейтингов, эксплуатирующего снобистские комплексы в «понимающих») и Салонного Дебила, разгадавшего этот секрет (что понимать ничего и не требуется, а надо только знать, что и с каким выражением говорить), и которого такое положение дел устраивает как нельзя более. Ибо салонное процветание дебила – посещение салонов, умничанье, писание критик и диссертаций и т.д., да и созидание самих произведений этого искусства – все сие только облегчает.

Сноб и салонный дебил

Сноб, если не дурак от роду, может вкладывать в обоснование своих кружковых ценностей и мнений сколько угодно хитроумия и таланта, как и в своих упражнениях в стиле (комильфо) – сколько угодно изощренности; одного лишь он не может – это пересмотреть свои ценности, выработать свое собственное мнение, позволить себе любить то, что действительно любит. Ибо его установки, как сверхважные признаки его самоидентификации и предмет самоуважения, знаки его исключительного персонального достоинства, сакральны для него. Если, согласно известному остроумному афоризму, «дурак не может поменять своего мнения, потому что это не его мнение», то в точности то же самое можно сказать о снобе. Сколь бы учен и умен ни был сноб, вы всегда с удивительной для вас самих легкостью можете предсказать его реакции на всякое новое событие. То есть сноб, самый умный, всегда и неизменно проявляет предсказуемость обычного дебила, маскирующего свое неразумие какими-то общими затверженными словами.
Так, никто не откажет в уме и таланте, скажем, фельетонисту Шендеровичу, или священнику Кротову, или писательнице Улицкой, как и множеству других неформальных членов круга – издающего, в числе прочих, упомянутый уже журнал с паскудным названием «Сноб». – Зная, однако, что в этом бомонде презрительная ненависть к Путину составляет важный пункт его самоидентификации, можете не сомневаться, что всем им придется по душе хоть и скакание в колготках и гадкие ругательства перед алтарем: пары невнятных заклинаний против Путина окажется достаточно. «Девочки» в художественной форме протестуют против деспотизма, сращивания церкви и государства и т.д., и им нужно немедленно дать свободу проявляться в том же духе!.. Нашим снобам ведь не нужна тут правда, тем более что она слишком очевидна, а нужно – отстоять сакральную для них политическую установку, вот их умы и таланты и расходуются подчистую на это «требуется доказать». Вам кажется, что они фальшивят и лгут, на самом же деле они предельно честны – перед своей командой. Глупая фальшь, помноженная на неординарные дарования фальшивящих, достигает масштабов таких, что дух захватывает, и притом остается предсказуемой – до смешного. (***)
Все это, конечно же, открывает большие возможности перед самым настоящим дебилом – «салонным дебилом». Если таковой уже вошел, каким-то образом, в светское (снобистское) сообщество, то достаточно ему зазубрить самое малое количество формул или словосочетаний, хотя бы только обрывки, начальные слова этих формул – чтобы сойти за своего, – даже идиоту среди умниц… Но нет, извиняюсь, все-таки требуется кое-что еще. И даже главное. Как сказал Вольтер, «чтобы быть светским человеком, одной глупости недостаточно, требуются еще хорошие манеры». Требуется – «комильфо», заученный и тоже в сущности совсем несложный для дрессировки стиль.
Итак, Сноб – гений салонной жизни, и совсем не обязательно дебил. Но Салонный Дебил – собственная неразлучная тень Сноба.

Октябрь 2012

* Вот что заявил Стив Корн, президент этого радио, в ответ на обращения российских правозащитников и видных советских диссидентов в защиту уволенных 40 сотрудников – на место которых село, со своей командой, поразительно наглое существо Маша Гессен. – «…Недавняя книга Гессен "Человек без лица: неожиданный взлет Владимира Путина" показывает Путина как безжалостного политика, который разрушил демократические и рыночные реформы в России ради того, чтобы стать тоталитарным лидером. Она приводит документальные свидетельства, что Путин "захватил контроль над СМИ, отправил своих политических соперников и критиков в ссылку или в могилу, и разрушил хрупкую избирательную систему, сосредоточив власть в руках своих подельников". Любой, кто знаком с работой и политическими взглядами Гессен, понимает, что став руководителем "Свободы" в новом мультимедийном формате, она не поддастся давлению Кремля. Как раз наоборот – это тот самый человек, который нужен, чтобы станция работала дальше и добивалась своих целей. Она великолепна, бесстрашна, и не боится говорить правду». – Как видим, чиновник перечислил стандартный набор культурных артефактов, условных формул оппозиционного стиля, которые принял за настоящие обыкновенные факты – ну и принял, глупец, самое адеватное решение...
** «Значительную роль в развитии и поддержании творческой активности в "эпоху застоя" играли, как правильно отмечает Г.И. Абелев [ "Альтернативная наука" ], постоянные межлабораторные семинары. Мне довелось участвовать в двух таких семинарах – в "Клубе иммунологов", ... , и в семинаре И.М. Гельфанда. Основной состав гельфандовского семинара был очень сильным и разносторонне компетентным. Это давало уникальную возможность плодотворно обсуждать важнейшие научные проблемы и договариваться о совместной работе. Большой вред причинял, однако, стиль обсуждения докладов, далекий не только от академизма, но и от нормальной научной дискуссии, а иногда переходящий в прямое хамство. Опытные докладчики "держали удар", но новички подчас совершенно тушевались. Смотреть на это зрелище было тяжело и неприятно. Возможно, подобный стиль подогревался присутствием молодежи (в основном женского пола), с восторгом следившей за словесными дуэлями. Возмущало и то обстоятельство, что хамство было избирательным: оно реже встречалось, когда доклады делали основатели семинара, и вовсе отсутствовало при обсуждении докладов, исходящих от А.С. Спирина, независимо от их качества. После одной особенно омерзительной сцены, явившейся возможной причиной последующей смерти докладчика-новичка, я прекратил свое членство в гельфандовском семинаре. Увы, вопреки утверждениям автора книги, представители "альтернативной науки" далеко не всегда и далеко не все проявляли демократическое и уважительное отношение друг к другу. "Век – волкодавов" и на них (нас) поставил свою каинову печать.» (Л.Н. Фонталин. Ученый и время: о книге Г.И. Абелева «Очерки научной жизни». Цитирую по рукописи – автор.)
*** Что касается фарса-эпопеи с "Pussy Riot", этой массовой безумной кампании за их оправдание. – Я всегда за гуманные меры. Прощать, с моей точки зрения, нельзя только серийных убийц или организаторов геноцида, всех остальных – в принципе можно. Да ведь никто не просит и не хочет прощения – ни сами «пуськи», ни их высококультурные защитники! В том-то и дело. При подобной установке следует как-то наказывать и за брошеный окурок, не правда ли?.. Никаких своих перформенсов из сети «девочки», «узницы совести», отнюдь не изымают, на суде смеются, хамят, складывают пальчики буквой «виктория», принимают со всех концов земли открытые письма-панегирики, кучи наград и званий, на предложение «продажных» телевизионщиков извиниться (только и строго перед верующими, никак не уступая «режиму») – посылают их к черту, от возможного помилования отказываются, толкают трескучие обвинительные речи – в общем, ни в коей мере не скрывают, что в дальнейшем собираются вести себя так же, как и раньше. И адвокатам своим, как выясняется в результате последующей склоки с ними (ноябрь 2012), задания давали – на «максимальную медийность», «так чтобы слышали и в Зимбабве», «чтобы все сверкало и искрилось»! В общем, прощения никто не просит – требуют, на самом деле, признания триумфа!.. В чем же настоящий рациональный смысл всей этой по видимости сюрреалистической кампании в защиту явного идиотизма и безобразия? – Только в одном: это борьба интеллигенции (точнее снобов под этой маркой) за свои исключительные привилегии. «Общие правила не для нас, мы – особенные, пожелаем хамить – и будем хамить». Тут уж я против.
Потому, кстати, недобросовестны и упоминания христианского всепрощения (раз, мол, напакощено в церкви, то христиане должны это принимать безропотно). Блудница, которую фарисеи притащили к Христу, не куражилась, и Христос, отпуская ее, напутствовал ее не словами «валяй в том же духе», но – все-таки – «иди и больше не греши»... Но даже если христиане решатся «подставить другую щеку», то есть позволят лить на себя грязь без ограничений, что же – мы, общество – должны наблюдать и ухмыляться?

П Р И Л О Ж Е Н И Е ( И Ю Н Ь 2 0 1 4 )
Чванливая революция
или Бандера как апофеоз рукопожатности

Украина 2014-го явила миру пример того, как обыкновенный снобизм дозревает до самого настоящего, то есть обыкновенного же, фашизма. От противного до чудовищного, оказывается, один шаг.
Они называют это «революцией достоинства». Какое заблуждение! Истинное достоинство в человеке не может попирать ничье чужое достоинство. Ни личное, ни национальное. В нем нет ничего от самовлюбленности. Правосознание, плод достоинства, есть сознание прав своих и чужих. А их майдан – весь на противопоставлении себя любимых и особенных кому-то, виноватому в том лишь, что – другой. И у этого другого можно даже отнять его родной язык, притом, что этот язык – русский, а заменить его предлагается на украинский...
Да, думаю, даже не национализм в первую голову, а именно снобизм, в данном случае тиражированный СМИ снобизм массовый, и есть главный мотив и разгадка этой – по видимости совершенно бессмысленной – украинской революции. Дух снобизма, как запах издохшей под полом крысы, тянет из всех щелей. Уж и российские «рукопожатные» потянулись в Киев, некоторые даже на жительство… Смотрите: противниками движения назначены некие презренные «совки» да «ватники» – каковых и идентифицировать-то можно никак не по убеждениям, а только лишь шестым чувством, особым чутьем сноба. («Ватники», подумать только! А хохлы, понимай, смокинги?..)
Желающий доискаться каких-либо рациональных целей этой чванливой революции рискует свихнуться.
«Европейские ценности»? Допустим даже, что майданная «элита» понимает в ценностях больше, чем свинья в апельсинах, и главный европеец Ван Ромпей может объяснить, чем так потрафили этим ценностям парубии, яроши, тягныбоки и ляшки (разве что по линии ЛГБТ?..). Но какое отношение чисто торговый вопрос (из-за коего будто бы весь сыр-бор) о присоединении либо к российскому Таможенному, либо к Европейскому экономическому союзу, вообще имеет к гуманитарным ценностям? Экономика, политика – это понятно, но культура тут при чем?.. Да это ж всего лишь купля-продажа! Ценники и ценности – это ж все-таки разные вещи. Что, разве какая-нибудь немецкая колбаса бывает либеральней российской? или от того, какая страна с какой обменивается нефтью и шмотками, какой-нибудь Шендерович перестанет быть Шендеровичем, а Проханов – Прохановым?.. Все идеально нелепо. Бессмысленный и вероломный захват власти, избранной совершенно демократическим путем, за считанные недели до досрочных перевыборов – уж никак не похож на торжество законности; о демократичности новых выборов президента, с избиваемыми кандидатами и поджигаемыми офисами, а главное с гражданской войной, и говорить было бы смешно, когда бы не было так гадко; сам выбор в президенты беспринципного и завирального кондитера, у которого в кармане сумма в половину газового долга всей Украины, и удельное княжение, с личными дружинами, банкиров – совсем не похожи на победу над олигархией; наличие одних и тех же уголовных персон в старом и новом правительствах уж точно не говорит о том, что имелись в виду какие-то реальные перемены – и т.д. и т.п., – тошно описывать весь этот бред наяву. Но это бред со значением: оно в том, что душа этой революции – как ни трудно в это поверить – только он, снобизм. За что боролись? Не за что, а почему: потому что ощутили себя достойными всего самого лучшего. Потому что не ватники!.. Ничего под этим, кроме ничем не обоснованного чванства, которое позволяет себе все. Впрочем, чванство и не может быть ничем обосновано.
И вот в итоге – фашизм. Фашизм в точном смысле слова. Тут главное – пришедшее из разбухшего до чудовищных масштабов снобизма абсолютное презрение ко всем, кто не мы. Отсюда абсолютная несвязанность той моралью, которая одна на всех: мораль – это то, что нужно нам, это мы сами. И девочки, мило чирикая, разливают по бутылкам бензин, чтобы метать в «беркутов», и потом демонстрируют в твиттерах стертые ладошки. Совесть – ведь это сомнение, а какие могут быть сомнения? Наивным и самоупоенным укро-рукопожатным дозволено все, что и близко не дозволено их оппонентам, от захватов площадей и административных зданий до срыва любых договоров и госпереворота, от оскорблений в адрес несогласных до их массового сжигания заживо. Одесская Хатынь уже навсегда вписана в историю – в общую память – и есть тот камень на шее горе-победителей, который их раньше или позже потопит. Пока же – хто не з нами, той терорист! А объединяющая «нас» идея – только само разгулявшееся чванство...
Величайшая из преступных глупостей этого чванства – та, что украинский язык должен вытеснить родной для половины населения Украины, и общий для всего ее населения, язык русский. Притом, что (говоря не для протокола), соотношение украинского и русского – это соотношение просторечного, в одном из его диалектных вариантов, и литературного вариантов одного и того же языка. Отсюда и неотразимая смехотворность всех этих переводов Пушкина и Лермонтова с русского на украинский, и прочих подобных подвигов украинского филологического патриотизма. Вот с украинского на русский – не смешно, а с русского на украинский – смешно. Так ведь классиков и ни на какое русское просторечье тоже, конечно же, не надо переводить! Хорошие песни да сказки у крестьянина из глубинки, но не надо ни Пушкину, ни нам всем говорить только языком крестьянина... Русский литературный язык – да, и великий и могучий; таким он стал в результате направленного и сознательного языкового творчества писателей XVIII – начала XIX веков, усвоения церковно-славянского пласта, образования слов-калек немецкого философского лексикона и многого другого. В общем, если украинизация русскоязычных выгорит, это отсечение наработанного интеллектуального потенциала будет огромной культурной потерей. И огромным приобретением для фашизма.
Итак, чванство и ничего более. Соответственно, и главный аргумент против оскорбляемых и восставших несогласных, на юго-востоке – тот, что они «колорады» (кощунство по поводу символа победы над фашизмом), насекомые то есть, и во всяком случае не люди, а «существа»; или, услужливо сформулированный неким российским другом украинских рукопожатных – это что они «быдло», «дерьмо», «чмо», и что в прежние времена их надо было больше пороть (дословно). Никакие рациональные аргументы, если есть аргумент невесть откуда взявшейся на Украине «белой кости» и «голубой крови», конечно не требуются! На этом фоне полная рукопожатность гитлеровского холуя и карателя Бандеры, в лице продолжателей его палаческого дела, удивить уже не может... Да уж, это – апофеоз рукопожатности.
Хвастливую бандеровскую кричалку (славаукраинегероямслава) слыхать и в Москве, на митинге самых-самых рукопожатных, вполне себе москалей и жидiв, единых в снобизме с украинскими шановными панами. Снобистский интернационал вдруг озаботился украинской территориальной целостностью – со всем патриотическим пылом УПА. Казалось бы, ну что столичному снобу «недоторканность» чьих-то там границ, тем более св. рубежей бывш. союзной республики, произвольно прочерченных еще внутри ненавистного «совка» злыми и тупыми коммуняками (это тех самых, которых надо «на гиляку»)? Кто замечал либералов в державных чувствах? Но когда, к превеликой радости крымчан и остальных россиян, русское назвали русским – о, какая боль, какая боль! Бандера в гробу перевернулся! (Хотя при жизни еще и мечтать не мог, что какой-нибудь Хрущев сдуру сделает Крым украинским.)
«Ленинопад»?.. Коммунизм, я согласен, это плохо. Хотя и вандализм тоже не «европейская ценность». А главное, и коммунизма-то никакого давно уж нигде нет, и в России он почил не позже, чем на Украине. Да и кто теперь в «незалежной» воссиял на месте Ленина: какие-нибудь Джефферсон и Мэдисон, «отцы-основатели»? Сахаров, может быть?.. Тут бы и я сказал: да, вот это демократы так демократы, не нам россиянам чета! Зовите нас хоть совками, хоть кацапами чертовыми – так нам и надо! каких только гадостей мы сами о себе не наговорили! – но когда на пьедесталах вижу Бандеру...
Да уж, чванство заслуживает не только презрения, как может показаться, – оно заслуживает ненависти!
Напоследок, несколько слов о странной роли в этой странной революции США, раз уж роль эта не только не скрывается, но даже афишируется. (Вспомнить хоть пирожки весьма официальной г-жи Нуланд на Майдане, столь впечатлившие Путина. И правда, когда страна принимает такое сердечное и материальное участие во внутренних склоках чужой и к тому же заокеанской страны, причем на той стороне конфликта, которая явно нарушает самые первые демократические правила – это уж, что называется, ни в какие ворота! Теперь вот уже не пирожки – а требования скорейшей «деэскалации конфликта» с непослушными «ватниками» исключительно кровавым путем, то есть как можно скорее добить восставшие Донецк и Луганск…) – Так вот, Америка, как сверхсильное демократическое государство, действительно могла бы служить оплотом демократии в мире, но... так неразрывно соединила интересы демократии с какими-то собственными геополитическими интересами и амбициями, причем проводит их так нагло и топорно, сея и разрушения и смерти, что сумела привить по всему миру лишь ненависть и отвращение к самим звукам «демократия» или «либерализм». И это очень и очень печально: «дуже погано».

1 июня 2014

Близко к теме:

Что такое фарисейство? | Что такое обыватель? | Обыватель и фарисей | Почему и как искусство вырождается | Терроризм в борьбе за мир | Что такое глумление?
а также многие статьи Словаря (см. на сайте)