Сто лет Московского механико-машиностроительного института им. Баумана. 1832–1932 : [Юбилейный сборник] / Ред. совет: А.А. Цибарт, П.В. Журавлев, А.М. Аравин, А.И. Фоминых. – Москва : Госмашиздат, 1933 (с. 393–400)
 

Инженер М. Дыскин

Из дневника активиста

Ведущий машиностроительный втуз пролетарской страны подходит к своему юбилею под знаком реализации решений ЦИК СССР о высшей школе. Под знаменем реализации директив правительства стянуты теперь лучшие профессорско-преподавательские силы и пролетарское студенчество с большевистской организацией во главе. Достигнутые успехи были завоеваны правильной революционной борьбой, которая на различных этапах имела специфические формы и оттенки.

Как один из непосредственных участников этой борьбы, активно участвовавший в работе парт- и профорганизаций рабфака и института, остановлюсь на отдельных моментах, неизвестных нашему молодому пролетарскому студенчеству.

В 1921 г. значительное большинство профессорско-преподавательской коллегии и старого студенчества МВТУ было людьми антисоветских взглядов, настроений и дел. Вожаками и их идеологами были люди, отрицательно относившиеся к Октябрьской революции и ко всем ее мероприятиям, в том числе и на фронте технического образования. Среди студентов было немало колчаковских, деникинских, врангелевских офицеров, гайдамаков Скоропадского, эсеров и др. Их главными руководителями в МВТУ были: Владимиров – председатель совета студенческих представителей, сын крупного буржуа; Павецкий – белогвардеец; Старицкий – эсер, кулак; Велер – меньшевик, сын крупного фабриканта и сам член акционерного общества. Между этой частью студенчества и реакционной частью профессуры была тесная связь и в этом же направлении действовали хорошо финансируемые студенческий «Союз христианской молодежи», «евангелисты», «баптисты» и всякие реакционные землячества, где укрывалось немало антисоветских элементов.

Рабфак МВТУ помещался в те годы на Разгуляе, в том здании, где теперь находится Индустриально-педагогический институт им. К. Либкнехта, и студенты рабфака третировались тогдашним руководством училища как насильственное, искусственное насаждение, якобы, принижающее наку и технику. Несколько десятков партийцев и незначительная часть революционной молодежи среди студентов МВТУ были менее опасны для профессуры, чем крепко сколоченный, партийно-руководимый коллектив рабфака. Голод, холод, сыпной тиф, отсутствие необходимых высококвалифицированных педагогических кадров, недостаток методического и организационного опыта тормозили работу рабфака того времени. Не все выдержали этот период, но большинство рабфаковцев, крепких и стойких пролетариев, вгрызалось в науку и активно боролось с реакционными элементами как рабфака, так и института.

Сходки студенчества, которые созывались с участием рабфаковцев, носили характер открытых и ожесточенных классовых схваток. С утра до позднего вечера тянулись тогда сходки, и всякие занятия в такие дни отменялись. Выборы президиума занимали 1 2 часа, и голосование осуществлялось выходом студентов, голосовавших за разные кандидатуры, в противоположные двери ново-химической аудитории. У дверей стояли счетчики-проверщики, по 2 3 представителя от рабфаковцев и старого студенчества. Друг другу не доверяли, при входе в те или иные двери тщательно проверялись студенческие билеты, и к таким сходкам обычно готовились обе части студенчества. Организованными колоннами, под знаменами большевистского руководства [секретарь ячейки ВКП(б) рбфака Папьян, комиссар Лемберг,активисты Пурин, Ласс-Козлова] рабфаковцы занимали центральные места в ново-химической аудитории (теперь – зрительный зал), а антипролетарское студенчество располагалось в проходах, на окнах, над проекционным фонарем, у дверей, чтобы в удобный для них момент легче было сорвать сходку ценой любой провокации. Шум, свист, выкрики по адресу президиума, куда неизбежно удавалось избрать рабфаковского профвожака т. Шуляковского, умело руководившего собраниями, были обычным явлением. Доходило и до того, что внезапными криками: «Пожар, спасайтесь!» «Бегите, балка пола в аудитории подламывается!», после которых пускались бежать к дверям несколько десятков заранее подготовленных молодцов, пытались создать панику и сорвать собрание. При этом не стеснялись затягивать «Боже, царя храни», на что рабфаковцы и советская часть аудитории отвечали мощным пением боевого пролетарского гимна «Интернационала». Теперь кажется чудовищным, что на четвертом году Октября на многолюдных сходках в красной столице мы слышали холопский гимн старой жандармской России.

На сходках обсуждались учебные, организационные, материально-бытовые, правовые и политические вопросы, и в результате сходки почти всегда кончались победой революционной части студенчества.

Для усиления своего влияния на трудящуюся часть студенчества и дальнейшей борьбы с чуждыми элементами МВТУ весною 1922 г. рабфак занял северный флигель МВТУ. Попытки правления и его ректора проф. Калинникова (вредителя, одного из руководителей «Промпартии») выключить отопление северного флигеля и этим «выморозить» наш боевой дух не ослабили настойчивости рабфаковцев, и они продолжали заниматься в здании МВТУ вплоть до поступления первых рабфаковцев в училище – это было в 1922/23 учебном году.

Борьба с реакционной профессурой имела своим кульминационным пунктом забастовку профессорско-преподавательской коллегии весной 1921 г., когда профессура, пркратив занятия, направила в Наркомпрос специальную делегацию, выразившую от имени профессуры протест против назначения нового правления и предъявившую ряд требований, главным образом, экономического характера. К забастовавшим профессорам МВТУ в связи с введением нового устава в высшей школе присоединилась и профессура некоторых других учебных заведений. Борьба против нового устава, основные принципы которого должны были обеспечить приближение МВТУ к задачам, выдвинутым советской властью, велась за автономию высшей школы, за ее независимость от советского правительства. Открытая агитация за автономию велась и белогвардейской частью студенчества, имевшего связь с руководителями забастовки. Если лозунг автономии высшей школы в старое время был прогрессивным лозунгом, ибо автономия давала некоторую возможность передовой части интеллигенции более плодотворно вести свою учебно-научеую работу, избегая наскоков полицейского режима, то при советской власти, широко раскрывшей даери втузов для рабочих, крестьян и трудящихся, лозунг автономии школы от политики был глубоко реакционным и антисоветским, игравшим на руку классовому врагу.

Взрыв негодования среди профессоров МВТУ вызвало введение в состав правления студенческого представителя – комиссара рабфака, стойкого партийца т. Лемберга. Забастовка была начата накануне Международной конференции в Генуе (19/V 1922 г.), на которой впервые выходили на международную арену советские представители. Центральным пунктом дебатов конференции был «русский вопрос»: экономические отношения с Россией, военные долги и убытки, коммунистическая пропаганда и др. Забастовка должна была содействовать распространенному тогда за границей мнению: «вот-вот советская власть падет», «везде идут забастовки, восстания»; она должна была показать, что и научные работники и интеллигенция вообще, а техническая – в особенности, не желают работать с чуждой ей советской властью, и этим самым дискредитировать советскую деоегацию.

Около недели пустовали аудитории МВТУ, но рабфак, вопреки попыткам втянуть его по преподавательской линии в забастовку, активно занимался и боролся против забастовки. В эти дни состоялась знаменитая сходка студентов и профессуры во дворе МВТУ, напротив физического института: на балконе, устроенном на массивных колоннах, стояли и докладывали руководители и вожди забастовки: тогдашний ректор проф. Калинников, проф. Велихов, проф. Чарновский и др., которые пытались доказать тысячной массе студенчества свою невинность и справедливость требований автономии. 10 января назначенный Главпрофобром новый ректор проф. Игнатьев произнес свою вступительную речь. Самого появления Игнатьева было достаточно, чтобы реакционная часть ополчилась против него. Он, этот «отступник», совершил уже в 1919 г. большое «преступление» – нарушил этику консервативной корпорации, когда на призыв советских органов откликнулся своей поездкой в Донбасс для участия в восстановлении того, что было разрушено белыми. В своей речи Игнатьев заявил, что, поддерживая советскую власть, он намерен принять участие в советизации МВТУ, и безоговорочно осудил забастовку. «Сумасшедший!», «ненормальный!» посыпались эпитеты из вражеского лагеря, а революционное студенчество бурными аплодисментами и возгласами «правильно!» приветствовало проф. Игнатьева. Прошло несколько минут, и вместо одной сходки образовалось две: одна на старом месте, а другая – там, где теперь находится памятник Н. Э. Бауману. Горячо выступали рабфаковцы и отдельные советские студенты основных курсов МВТУ, разоблачая забастовку, клеймя позором ее вдохновителей. Сходка превратилась в импровизированный митинг, участники которого все прибавлялись, заняв ступени у памятника, всю площадку у входа в институт и значительную часть двора.

Главпрофобр, руководителем которого был тогда Е. Преображенский, настаивал перед Наркомпросом о принятии суровых мер против забастовщиков, вплоть до их ареста, но эти крайние меры были бы ошибкой и перегибом. До этого не дошли, ибо вмешательство Политбюро и т. Ленина, давших Наркомпросу правильные директивы, обеспечило ликвидацию забастовки мирным путем. Этому предшествовали широкие совещания работников Наркомпроса с профессурой и студентами, а также общемосковское собрание студенческого партактива в богословской аудитории университета, на котором выступил М. Н. Покровский, подчеркнувший необходимость неустанной борьбы за пролетаризацию втузов, за их завоевание. Забастовка оставила глубокий след, как открытый акт классовой борьбы, продолжением и высшим выражением которого явились потом предательство, вредительство в промышленности отдельных участников и сторонников этой забастовки – проф. Рамзина, проф. Калинникова, проф. Чарновского и проф. Надеждина.

1922/23 учебный год был первым годом, когда в стены МВТУ влилась сотня рабфаковцев, и, конечно, ее ждал довольно «теплый» прием. Преподаватель начертательной геометрии, занимаясь с группой, состоявшей на 60–70% из активных коммунистов (Колонтаров, Беленький, Равикович, Элькина, Дыскин, Акопов, Чижевский и др.), неизменно при вызове обращался «Господин Колонтаров, господин Чижевский!» У преподавателя Иванова не поворачивался язык, чтобы сказать «гражданин» или «товарищ». Но и тогда среди профессоров были наши друзья. На первом месте следует поставить Петра Кондратьевича Худякова: крупный ученый подбадривал, учил и помогал рабфаковцам; делился с ними на собраниях интересными воспоминаниями о том, как ему вышедшему из крестьянской семьи, пришлось пробивать себе путь в качестве «белой вороны» (слова П. К.) среди старой, буржуазной профессуры. Петр Кондратьевич солидаризировался с нашими мероприятиями, и неслучайно было избрание его почетным рабфаковцем и членом Моссовета, где он приложил с большой пользой свою активность, преданность и знания. Также шли с нами проф. Шпильрейн, преподаватели Перекалин, Сахаров и проф. Ошурков, талантливейший педагог и лектор.

Славными, крепкими руководителями парторганизации МВТУ–МММИ, под чьим руководством мы побеждали и победили, были: тт. Пурин, Богдан, Маленков, Шуров, Нешумов, Наумов, Михайлов, Акопов, Кривин, Журавлев, Серкин и Матиссен и др. К столетнему юбилею мы выросли, окрепли, обогатились опытом прошлого. Наряду с активной работой старых профессоров и преподавателей выращиваются новые научные кадры из пролетарской аспирантуры, и роль последней выходит далеко за пределы их плодотворной деятельности в стенах института.

•  На страницу Адольф Августович Цибарт

•  На главную страницу сайта (Александр Круглов...)
•  На страницу Памяти Э.А. Абелевой
•  К Очерку 25 Волчкевича по истории МВТУ им. Баумана (об А.А. Цибарте в МММИ)