Справедливость коммунистическая и христианская

Коммунистическая	Христианская
По справедливости, все должны быть равны. Ибо все приходят в мир, равно, нагими.	Перед Богом все равны, как бы и чем ни отличались. «Все под одним Богом ходим».
То есть, нет людей «больших» и «маленьких», но все – в одном звании «человек». И справедливое, то есть коммунистическое, общество обеспечивает всем не равные права (равные права означают неравенство сильных со слабыми), а равное благополучие. Его справедливость не знает не только врожденных преимуществ, классовых или кастовых, но и преимуществ фактических заслуг; оно распределяет непосредственно добро.	То есть, для Бога нет людей «больших» и «маленьких»: человек создан по божьему «образу и подобию», и нет звания высшего! Сами заслуги не дают преимуществ – «один дождь над праведными и неправедными», и «последние могут стать первыми»; даже благодарность Богу (не себе!) за то, что он (он!) не дал тебе стать большим грешником, чем ты есть (например мытарем из притчи) – уже гордыня, грех. У Бога нельзя выслужить прав, но только – ждать знаков его доброты: милости.
Исключив «эксплуатацию человека человеком», коммунистическое общество всех вынуждает к труду «по способностям», а вознаграждает «по потребностям» – которые, понятно, само и определит. То есть, обществу мы обязаны всем, что только умеем, однако платить нам за труд оно будет независимо от заслуг, не по счетам, а «по совести» – по (коммунистической) справедливости.	В общем, Богу мы обязаны всем, что только в наших силах – не смея «зарывать таланты в землю», должны нести ему каждый свою «лепту» (воистину, «от каждого по способностям»). И за всем тем все то благополучие, каким мы можем пользоваться, дается каждому исключительно благодатью (даром). Божеская справедливость – не формальная и не экономическая; «малая лепта» может превосходить и огромный вклад. Читая в твоей совести, один Бог знает, что для тебя будет справедливо.
Раз так, каждый, в принципе, по-человечески вправе сравнивать, – сравнивать свое и чужое благополучие. (Хотя практические меры, конечно, остаются за обществом.)	Раз так, никто не вправе сравнивать. Счеты с Богом у каждого свои – а точнее сказать, с Богом счетов нет, но это одно и то же. (Нет общих прейскурантов, но с каждым Бог строит отношения один на один, для каждого у него своя мера.)
Справедлива и зависть – не в том ее варианте, когда завидуют тем, кто имеет много, а в том, когда завидуют норме. Как справедливы и желания отобрать излишки или обеспечить норму тем, кто имеет мало. Справедлива воля к равенству.	Зависть – грех: мы не можем решать за Бога, что кому причитается. Нет, таким образом, и «нормы» (разве что «хлеб насущный», достаточный для прожитья, и то – дар). Каждый у Бога один, уникален – равен в самом неравенстве.
Понятно, что не может быть и права собственности – этого права не делиться. Справедливость, уравнивая, перераспределяет – отнимает, чтобы давать. Что бы ни говорили, а считать надо во всех карманах, ибо для справедливости «чужих карманов» нет, раз уж нет своего и чужого.	Перед Богом нет, понятно, и «права собственности»: все, как мы слишком хорошо знаем, может быть вдруг отнято, как у Иова праведного, но ведь все и дано, как говорилось уже, благодатью (даром); «Бог дал, Бог и взял». Однако, во всяком случае, данное другому Богом отнимать не нам, для нас чужое – как чужие счеты с Богом – именно «священно и неприкосновенно». Даже только заглядывать в чужой карман – грех.
Нищенство недопустимо. Справедливое общество всем, сколько только сможет, даст; но, естественно, оно не позволит никому быть нищим и добровольно (то есть не разрешит паразитировать, а заставит работать).	Соответственно и нищенство – дело божье («нищих всегда имеете»). Нищим ведь можно быть и добровольно. Но Бог (христианский) заповедал любовь, то есть, на современном языке, сострадание. И тут уже нищий – дело наше.
Коммунист не жалеет (жалеть человека – значит и унижать его своим снисхождением); да он и не имеет нужды жалеть – ведь он предполагает устранить сам источник несправедливости, право не делиться даже тем, что по-видимому не украл (свободу, право собственности). Этим снимаются сами понятия зависти (греха враждебности к имеющим больше) и жалости (добродетели сочувствия к имеющим меньше). Если у одних больше, а у других меньше, то этим оскорблено чувство справедливости, и это чувство требует удовлетворения.	Вот здесь – главное, что внес в религиозную этику нравственный гений Христа. Казалось бы: если все дает Бог и все, таким образом, справедливо, то грех не только зависть, но и жалость. Однако это не так: зависть грех, но жалость – первая добродетель. Почему? Грех роптать на Бога и за чужие беды, это наверное, но грех рассуждать и так, что, если кому- то пришлось плохо – то, значит, он этого и заслуживает. Ибо для нас все обстоит так, что, раз в нашем благополучии мы не смеем видеть нашей заслуги, то в беде ближнего не смеем видеть и его вины. Судить – не наше дело, а только божье, в нас же Бог есть только сострадание, «есть любовь».
Для коммуниста нет области законной свободы человека, того, что было бы неподотчетно и неподсудно. Не будет частной собственности – не будет личного – не будет и зла. (А гарантией этого должна выступить всеобщая просматриваемость: по одному проекту, стеклянные жилища. То, что до коммунизма могло быть делом совести каждого, которой оставляли свободу, или делом его отношений с его Богом, должно стать делом стыда – страха чужих глаз.) Коммуна судит и оценивает каждый шаг человека, не посвятить хоть во что-то всех – «не по товарищески». А уж любое добытое индивидом для себя преимущество – преступление. «Собственность – кража».	Судить людей – это, как ясно из всего сказанного, такой же грех, как судить за Бога («не суди…»). Единственно, кого мы можем – но соответственно и обязаны – непрестанно судить, – это самих себя. Сами для себя мы в общем просматриваемы и обязаны Богу исповедью, предельной честностью перед собой, – перед Богом области неподотчетного нет (в гуманистическом варианте роль всевидящего и всесудящего Бога в точности исполняет совесть); если каждый бывает изощрен в самооправдании, то и самообвинение оказывается куда бескомпромиссней, чем суд людей. Все, что мы имеем – не наше, а от Бога. А значит, собственность – это повинность, нравственный долг (несколько упрощая – это долг перед теми, кто имеет меньше).
В общем, ни бедных, ни богатых – потому что ни у кого ничего своего. Об этом-то и должна заботиться власть.	Да, «трудно богатому войти в царствие небесное, как верблюду (в другом переводе канату) в игольное ушко». Но это, как теперь любят говорить (в данном случае очень точно) – его проблема.
Власть не отбирает и не дает, а перераспределяет. Но с точки зрения либеральной, дает, отобрав.	Отдавать – добро, отбирать – зло. Если бы идея собственности не признавалась, то и другое было бы лишь перераспределением.
Любой принцип, претендующий на звание нравственного и притом ограничивающий уравнивающую справедливость, может влиять на умы и души лишь обманом. Обманывать, естественно, расположены те, кому это выгодно. Так, если Бог освящает категорию «чужого» – то это обман, которым эксплуататоры морочат простаков эксплуатируемых. Бога – нет!	Богоугодность за пределами моральных дел, «от человека к человеку», вне «доброго плода» ближнему – только лицемерие, только фарисейство. «Вера без дел мертва»; за пределами реального добра, Бога, можно сказать, для человека нет. (Разумеется, это не церковное учение, но – как я это вижу – учение Христа. То гонимое им фарисейство, «бесплодная смоковница», присвоившая «ключи уразумения» – это ли не церковь?..)
Так и свобода нужна тем, конечно, кто рассчитывает от нее что-то для себя выгадать. «Свобода совести» – это что, «свобода от совести»? «Права человека» – лишь способ человека защититься от власти, которая при коммунизме не имеет других целей, кроме справедливости. Конечно, при наличии частной собственности эти права еще нужны – хотя бы для того, чтобы приближать конец этого института; либерализм хорош для того, чтобы поскорее покончить с либерализмом. Когда же с ним будет покончено и наступит коммунизм, то не будет худшего врага для общества, «врага народа», чем либерал со своим эгоистическим «правосознанием».	Свобода от Бога – возможность греха, но от «мира сего» надо быть в главном свободными – для Бога. Тут в принципе годится любое государственное устройство, даже оккупационный режим – «Кесарю Кесарево, Богу – Богово», царство божие «внутри нас» и «не от мира сего». Вопрос в том лишь, каких жертв вера потребует. Но оптимально устроенное общество должно, очевидно, свободу совести уважать, быть «либеральным». – Как видим, идея отделения церкви от государства, как условие духовной свободы – это идея Христа. (Надо сказать, что клерикализм – в терминологии Христа фарисейство – напротив, всецело за теократию. Духовная свобода ему не нужна, ему нужна, напротив, власть.)
Гуманизм?.. – Миром правят интересы; в основе всех изменений общества – классовая борьба (борьба каждого класса за свои частные интересы). Пока это так, а иначе и быть не может, даже и гуманизм – только обман, чье-то орудие в борьбе, этакий отвлекающий маневр; «абстрактного гуманизма» не существует, и справедливость – только мечта угнетенных. Но когда в результате длительной борьбы классов исчезнут сами классы, и интересы поэтому станут общими, одной на всех станет и справедливость. Подлинный гуманизм – это коммунизм.	Если бы люди научились быть попросту гуманными, то, верно, были бы угоднее Богу, чем когда верят в него и ждут от него за свое добро воздаяний: «и бесы веруют, и трепещут», «вера без дел мертва». Этика Христа, для которой «золотое правило» заключает в себе смысл и Закона, и Пророков – в своем практическом минимуме совершенно аналогична этике гуманистической. Различие в том, что гуманизм именно «абстрактен», то есть один на всех; следовательно, он «минимален», позволяет каждому свою веру – лишь бы не агрессивную. А религия предлагает свой мировоззренческий максимум.
«Ненасилие» – это еще один принцип, пытающийся сдержать торжество справедливости, – то есть, значит, ненасилие есть принцип несправедливый, такой, за которым стоят чьи-то частные интересы (понятно, что это интересы эксплуататоров). Разве не имеет права применять силу самооборона? Кому выгодно отнять у нее это право?.. Вообще, каждый действует в своих интересах и «абстрактного гуманизма» (бескорыстного заступничества), как говорилось, не существует, и в этом плане на каждом историческом этапе справедлива всякая торжествующая сила. Но тем паче вправе действовать силой общий интерес, справедливость коммунистическая.	Справедливость вообще есть исключение насилия. Но если для формальной юридической справедливости, скажем, наказание преступника – уже не насилие (а следствие его собственного преступного поведения), то для христианской справедливости сомнительно всякое применение силы. Раз я, человек перед Богом слабый и грешный, не смею никого судить, кроме себя, то тем паче не могу приводить свои приговоры в исполнение («бросить камень»). Да, зло нетерпимо и значит должно быть отмщено, но отмщение – не в нашей компетенции («Аз воздам»). Морально сомнительна даже самооборона («если тебя ударили по левой щеке…»). Но вот заступничество силой – я думаю, это такой «грех», который Христос отпустил бы…
Абсолютная соизмеримость всех со всеми – более понятно, коллективизм – означает, что никто не может рассчитывать на свое заработанное независимо от того, что имеет другой. Все общее. Условно говоря, работать в коммуне можно и разное время, как в евангельской притче, а получать все равно поровну. Отношения с властью не договорные, то есть прав перед нею нет. Власть блюдет не ваши права, а самое справедливость.	Абсолютная несоизмеримость личностей и судеб делает справедливым и такое: работники трудятся разное время, а получают, как им и было обещано, одно и ту же сумму (то есть воздается за усилия по разному). Каждый перед Богом один на один, со своей долей. Доли неравные и вместе с тем те самые, какие нам причитаются. Отношения с Богом не «договорные» – иначе работники могли бы потребовать справедливых условий договора (равный труд – равная оплата). Так что чисто либеральное истолкование притчи здесь не проходит. И все же «либерализма» здесь больше, чем «коммунизма».
Принцип полной общности, духовной и материальной, выглядит религиозным. Монастырское братство как будто неотличимо от коммунистического. Но существование коммунизма не может зависеть от доброй воли членов коммуны, то есть предполагает, если хочет себя сохранить, насилие – и потому, конечно, ничего общего с христианством не имеет. Таким образом коммунизм, так сказать, жив абсолютной властью, властью своей идеи. Перед идеей, как перед Богом, у людей нет ничего неподсудного и частного. Это – своего рода, атеистическая теократия.	Принцип «несоизмеримости» людей и им принадлежащего, их «разрозненности» перед Богом делает христианскую справедливость хоть по существу и не родственной, но – как уже упоминалось – на гражданском уровне более всего совместимой с либеральной справедливостью, с либеральным устройством общества. Что «всякая власть от Бога» – Христос не говорил. А по апокрифическому Евангелию от Никодима даже утверждал (обращаясь к Пилату), что всякая власть гонит истину, которая «от неба»: «взгляни, как те, кто говорят истину на земле, судимы теми, кто имеет власть на земле». В лице Христа («Кесарю Кесарево, Богу Богово») религия оказалась от мирской власти (иезуитство и вообще теократия, без сомнения, были бы им прокляты, как худший вид фарисейства). О коммунизме, этой безбожной теократии, и говорить нечего.
Коммунистическая справедливость по смыслу космополитична. За всеми человеческими различиями коммунизм хочет видеть лишь частные и разделяющие людей материальные интересы. Государство – это орудие подавления и эксплуатации более благополучными менее благополучных, а патриотизм – подобно Богу – выдуманный для них обман (любопытно, что менее благополучные a priori считаются простаками)… Но, как и христианству, коммунизму не удалось остаться космополитичным, победила логика вещей. Которая – в том, что коллективизма без обособленности не бывает. Тоталитаризм, в том числе коммунистический – только в предельно государственническом исполнении.	Христос первым осознал – и это открытие далось ему, как доносит рассказ о самаритянке, не без труда – что Бог один на всех: «иудеев и эллинов». Бог Христа уже не «патриот». В этом космополитизме Христос преодолел не только прежнее, но и нынешнее дикарство, для которого Бог – только, по существу, главный из духов предков рода (в «Голубиной книге» да и в церковной православной практике Бог явно русский). Христос был распят, то есть не был по предложению Пилата амнистирован соплеменниками потому, очевидно, что имея власть стать «царем иудейским», обманул их патриотические ожидания. Теперь, напротив, «православное» христианство и «патриотизм» неразрывны…
«Буржуазное» (гражданское) право – мне приходится повторяться – это лжеправо одиночек отстаивать свои прихоти вопреки общим интересам; это и право сильного получить от жизни больше слабого. Коммунистическая справедливость это право презирает. Для нее нет такой сферы, где индивид мог бы сказать: «нравлюсь я другим или нет, но тут я в своем праве»… Коммунистическая власть подобна божьей…	«Нет праведника, нет ни одного». Перед христианским Богом нельзя «оправдаться законом», сказать – вот, я исполнил для Бога все, что полагалось, и теперь, от сих до сих, могу жить для себя; ты должен все, что только можешь; нет такой сферы, где человек перед Богом был бы «в своем праве»… Одно дело – земные законы и власти, с которыми человек может рассчитаться и отгородить себе область неприкосновенного, другое – власть божья: ей человек должен все.
Коммунистической власти человек обязан даже помыслами. Если признать «право собственности» на мнение (свободу), придется признавать и право собственности на имущество (право собственности есть лишь конкретизация социальной свободы). Коммунизм не может быть «терпимым» – правда одна, прочее – ложь, за которой следует искать корысть.	От Бога ничего скрыть нельзя, он видит, да и судит, главным образом тайное. Чисты должны быть помыслы. Пусть веры для Христа и не достаточно, но вера требуется – ведь вера, то есть логически немыслимый долг иметь определенное мнение, «кредо» – и есть религия. Религия, по существу своему, не может быть «терпимой» – правда одна и требование веры определяет ее однозначно, а неверующие – неверные: предавшие Бога, грешники.
По всему этому, коммунистическая власть не позволит человеку и сомневаться, испытывать даже умом, что такое зло, «вкушать от древа познания». Она (в лице своих «идеологических работников») определит, что ему нужно знать и чего знать не нужно, и как о чем правильно думать. Она, таким образом, погрузит человека в состояние невинности. Вместе с принципом «делай, что можешь, бери, что хочешь» («от каждого… каждому…») – это, именно, земной рай.	Вера есть исключение сомнения, то есть вечное отторжение разума (который сомневается, то есть отрицает, даже тогда, когда отнюдь не хочет разрушать). Для нее разум – грех, а неискушенность, незнание – невинность. Лучшим людям, за пределами этой жизни, будет прощен всякий грех и стало быть невинность возвращена. Там же устроится абсолютная, невозможная на земле справедливость (где справедливость всегда лишь относительна); в абсолюте, каждое желание заслуживает удовлетворения, и должна же справедливость восторжествовать! Это – божий рай.

На первую страницу
Что такое справедливость?

Сайт управляется системой uCoz