Александр Круглов. Афоризмы, мысли, эссеЭссе входит в книгу «Словарь. Психология и характерология понятий» На главную страницу | Словарь по буквам | Избранные эссе из Словаря | Эссе по темам | Словник от А до Я | Приобрести Словарь | Гостевая книгаТалант и личностьДолжное отношение к таланту, в себе и других – такое же, как и достойное отношение к личности. Как бы ни различались личности и таланты по значимости или величине, есть в тех и других нечто – и это их внутреннее, неотъемлемое, подлинное – где никакие сравнительные шкалы неприменимы. Здесь они по-своему причастны некоему абсолюту (метафорически выражаясь – личность причастна «Богу», а талант – «Гению»), – абсолюту, составляющему их суверенность и всегда безразмерное достоинство. Тут надо сделать одну оговорку. Суверенность личности, как и суверенность таланта – это свобода, право на непредсказуемость, на собственные ценности и цели. Поэтому придётся исключить из рассмотрения те таланты, которые заведомо оцениваются по общепринятым или самоочевидным критериям успеха, достигнутой цели, – таковы, например, таланты спортивные, изобретательские, политические, военные. Никто не знает наперёд и никто не объяснит достоверно, в чем состоят красота, убедительность образа или мудрость обобщения (в том и призвание художника или мыслителя – давать, в каждом произведении, собственные оригинальные решения этих вопросов), – зато всем понятно, что такое взятая планка или выигранная партия, что такое более быстроходная машина, победа на выборах или разгромленный противник. Бесспорно, что личностный элемент, элемент божественной свободы, необъяснимости и непредсказуемости, присутствует и даже необходим также и в этих талантах. Но он не в целях, а в средствах, то есть в технике, в индивидуальном стиле и методах, – которые, как бы ни были сами по себе любопытны, для публики значения не имеют: тот шахматист лучше, который чаще обыгрывает, тот генерал, который возвращается с поля боя с триумфом, и т.д., – а уж как это им удаётся, остаётся их частным делом. Потому таланты этого рода, в отличие от гуманитарных, мы и можем оценивать и сравнивать, что безразличным в них, для нас, оказывается именно личностный элемент. Не знаю, насколько необходимо ещё следующее уточнение: чётких граней между тем и другим родами талантов все-таки нет. Изобретатель или политик, например, могут исходить из целей и ценностей настолько ещё непонятных обществу, что существенными в их свершениях оказываются не только их удачи, но также их личности. А любые гуманитарные таланты, со своей стороны, имеют аспект, по которому вполне измеряемы и сравнимы друг с другом – я имею в виду ту же технику, мастерство, – причем грань между самим талантом (умением чувствовать и выражать) и мастерством (умением выражать именно то, что чувствуешь) провести исключительно трудно. – Пограничен и талант учёного: интерес к истине самой по себе и направление этого интереса, даваемые «от Бога», сам принцип свободного исследования делают его личностным и суверенным, тогда как чёткость критериев успеха – скорее «спортивным» и относительно легко расцениваемым. (Большая удача учёному может так и не улыбнуться и его не назовут «крупным» или «великим», и тем не менее в нём можно видеть и уважать учёного «настоящего», в этом он может не отличаться от Эйнштейна.) Как бы то ни было, аспект суверенности талантов очень явен и важен, на нём я и заостряю внимание. |
Личность, её характеристики | Талант, его характеристики |
Личность (в её исходном, «биологическом» смысле) – это всякое отдельное живое Я, то есть одно из автономных, способных инициировать свои действия, творческих начал в мире. | Талант – некая спонтанно- созидательная способность в нас; это, до некоторой степени, автономное в талантливом человеке, не вполне предсказуемое для него самого, неподконтрольное его наперёд заданным установкам и иногда даже резко расходящееся с ними творческое начало. |
Таким образом,
личность – это принципиальная неповторимость,
уникальность. Биологически мы таковы во всём (одинаковых особей нет); но на собственно человеческом уровне – лишь в тех своих помыслах и поступках, в которых – искренни, подлинны (но здесь уж – уникальны, как бы ни оказывались в этих своих проявлениях внешне схожи с другими людьми). Замечу, что искренность есть нечто более глубокое, чем только отсутствие каких-то задних мыслей или формальная честность; можно сказать, что искренность – это порыв и неизбывная незавершённость, всегда лишь очередной шаг на нескончаемом пути; но для признания абсолюта человеческой личности в себе и других достаточно одного представления о её идеале. Подлинность – путь к этому идеалу. Подлинность же и оригинальность – взятые в своих наиболее глубоких смыслах – сливаются, это точные синонимы. | Таким образом, талант – как
живое спонтанное в нас, которому нельзя указать
готовых путей – это в собственном (неформальном, не
примитивном) смысле слова оригинальность. Оригинальность же в этом своём лучшем смысле – значит глубокая и верная искренность, предельная, то есть никогда не застывающая в каких-то формах подлинность. Такая подлинность глубже проникает в наш внутренний мир, чем это делаем мы на своём обыденном уровне или на уровне своих сознательных установок. (Очередные прорывы в этот мир, из которого и приходят талантливые образы, мысли или решения, даются талантливому лишь в особые миги прозрений – называемые вдохновением.) И конечно, эта особая подлинность (талант), в своём идеале, ничего не знает и знать не должна о том, в чём она проявляется схоже и в чём несхоже с имеющимися образцами; во всём, пусть «старом как мир», она остаётся «вечно новой», ибо черпает из себя, только сама и является «источником» (origin) своих актов; как во внешне схожем, так и во внешне несхожем (всегда лишь внешне – ибо всё настоящее в мире вечно, то есть в какой-то форме уже «было»), она по существу неповторима и уникальна. |
Абсолют достоинства. Одни личности могут быть, конечно, влиятельнее или для большинства людей симпатичнее других, но в главном личности остаются несравнимы, несоизмеримы: достоинство личности (как, если угодно, «образа и подобия Божия») – безразмерно. | Творчество одних художников может более или менее обоснованно предпочитаться публикой творчеству других, но – для самого художника это вопрос лишь внешней оценки (которая, вообще говоря, может и кардинально меняться); во всяком случае – не дело творца о ней беспокоиться; его единственная задача – оставаться верным себе, своему таланту. Ибо в своём подлинном таланты несравнимы, несоизмеримы, – каждый есть «искра Гения» и постольку безразмерен. Талант – всегда абсолютного достоинства. |
Личность – это автономия, самостоятельность. Её ответственность, во всех её делах – не перед другими, имеющими власть с неё спрашивать («шкурная»), а перед самою собой (именно «личная»). Она не «боится» Бога, не боится мнения, – воистину, она – сама свой высший суд. | Художник, его талант – «сам
свой высший суд». Его ответственность, как сказано – только в том, чтобы оставаться верным себе; задача кому-то или чему-то угодить, пусть самому тонкому ценителю или требованиям самого лучшего вкуса, означает уже гибель искренности. Потому чужие оценки, всё равно плохие или хорошие, для художника не должны ничего значить рядом с собственными. |
Личность не «обязана» ничему вовне себя и моралью (ни Богу, ни мнению), – она подотчётна лишь внутреннему чувству возможности или невозможности принять себя такой, какой она себя делает своими поступками (то есть совести); другими словами, мораль подлинной личности автономна. | Талант – это верность своему
чувству; соответственно, это полная автономия
требований к себе. А потому талант нельзя подчинить
и каким-то уже готовым моральным кодексам,
талантливое – морально автономно. Добро выше моральных прописей (существующих для общего употребления, то есть в том числе, и даже главным образом, для обуздания неумных и недобрых). Если произведение талантливо, художественно – то значит оно больше чем просто моральное, оно – доброе, то есть оно морально не по обычаю, не конформистски и не фарисейски, а творчески. Талант – спонтанное в нас, он остаётся «источником» (оригинальным) во всём, значит и в морали: не рабом морали, а скорее её созидателем. |
…Но, говорят, личность может быть и «великой» – и притом злой, как бы «со знаком минус» (поминают при этом, например, Гитлера); как разрешить личности моральную автономию? – Если бы и можно было говорить о величине личности, эта величина всё равно не мерилась бы её влиянием на кого-то (которое, верно, может быть как большим и добрым, так и большим и дурным); убить – а уж что внушительнее! – может и кирпич. Особенности социального инстинкта человека дают фору, в продвижении к власти и влиянию, отнюдь не лучшим человеческим экземплярам. Явное духовное ничтожество личности, скажем, того же Гитлера подтверждает эту мысль. – Подлинная личность предполагает уважение к личности вообще, и значит – имеет право на автономию, – она добра. | …Но разве талант не бывает
злым? Разве мы не видим, как какая-нибудь дурная
идея захватывает публику, если выражена
художником внушительно – то есть, значит,
талантливо? А сцены зла – разве не могут иметь
своего художественного достоинства? Что до вредных идей и якобы талантливых средств их пропаганды, здесь ответ тот, что вообще тенденциозность – разделение творчества на заданную «идею» и «средства выражения» – приём неталантливого искусства. (Причём именно такое искусство всего более влияет на людей, ибо оно и есть искусство влиять, разновидность политической деятельности.) Если же тенденциозности нет, то подлинное искусство, так или иначе, отразит какую-то истину о мире или душе, а отношение к истине – это и есть фундамент моральной автономии, истина – самоценна (сама есть добро). Что до сцен зла. – Трудно возвести прекрасное здание, но толпа сбежится посмотреть не на снятие лесов с готового шедевра, а скорее на то, как его взрывают. Это не значит, что последнее требует большего таланта. Талант – это созидательность (добро), а созидание никогда не бывает таким впечатляющим, как разрушение (зло); однако не всякое впечатление – художественное. Свою способность впечатлять зло крадёт у ценности того, что оно губит. |
Периоды неуверенности в себе, впрочем, тоже естественны. Юность – пора становления личности – главный такой период. – «Что я такое?» – Ответ формально прост – «Я это я. И не должно быть ничем иным», – но всё же это Я должно быть ещё познано, отличено от того, чем выглядит или чем должно быть с каких-то принятых точек зрения. Зрелая личность – это спокойное самосознание. | Зрелый художник никого не спрашивает, подобно большинству начинающих, «есть ли у меня талант»; его задача – воплотить то, что он чувствует и хочет воплотить, а уж в этом он сам себе, как сказано, «высший суд». – Однако тот факт, что требования к себе подлинного таланта не масштабированы общепринятыми мерками и чужими запросами, ведёт к тому, что эти его требования к себе легко срываются в безмерность, в неисполнимость – а соответственно и периоды полного отчаянья в себе у художников также естественны. Ни в чём так не бываешь уверен и ни в чём так не сомневаешься, как в том, во что вкладываешь себя. |
Личность, строго говоря, нельзя «воспитать» – можно только стараться, воспитывая, её не «закомплексовать», не задавить. | Талант нельзя вырастить, если у человека в данной области его действительно нет, – но очень важная задача – прививая навыки профессионализма, мастерства, его не задушить. Как, может быть, и не подавить влиянием. |
Личность и
зависть. – Чтобы признавать чужое достоинство,
необходимо чувствовать, сознавать собственное.
Развитое чувство личности – это и уважение к чужой
личности, какое-то органическое признание
всеобщего равноправия. Раз ты не больше и не
меньше никого на свете, то значит и обратно – никто
на свете не меньше и не больше тебя. Отсюда, личность, не чувствуя себя униженной никаким положением, не чувствует никого и выше себя – не завидует. Завидовать может лишь пошлость в нас, – то, что мерит своё достоинство своими достижениями, обладаниями, социальными ступеньками… | Зависть?.. – Но у каждого
таланта своя собственная стезя, соответственно и свои
собственные достижения и провалы; по существу,
бессмысленно и сравнивать, продвинулся ты больше
или меньше других. Завидовать может только
неоригинальность в нас, ибо сравнивать себя с
другими можно только в том, в чём ты от них
качественно не отличаешься. Талантливый, поскольку
талантлив – не завидует. (Впрочем, есть нечто, в чём может завидовать, до какой-то степени, и талантливый: это техническая вооружённость – сноровка, мастерство. То есть нельзя захотеть чувствовать чужим чувством, но можно вроде бы захотеть чужих, более ловких рук, чтобы своё чувство передать… Однако и тут, присмотревшись, предпочтёшь всё-таки свои собственные, хоть и огорчающие непослушностью руки; мастерство – тоже индивидуально.) Не знаю, насколько вообще склонен талант интересоваться чужими талантами. Но, кажется, чтобы уметь увидеть и признать чужой талант, известный («базовый») собственный талант всё-таки необходим: это доверие своему чувству. |
«Чувство собственного достоинства» – это не какая-то особая эмоция, исполняющая достойного человека при каждом его соприкосновении с другими людьми, – нет, это просто и естественно занимаемая нами (если мы не рабы и не тираны) позиция, в которой отдают себе отчёт лишь в некоторых, провоцирующих, точнее сказать – травмирующих, искушающих достоинство случаях; в них же оно и может рождать какие-то эмоции (возмущения, гордости…). | Сознаёт ли сам талантливый
свой талант? Собственно говоря – это не его вопрос. Не то, что вообще должно занимать искреннего человека. Талант – в том, чтобы воспринимать мир своими глазами, – и это, казалось бы, должно быть самой естественной позицией художника, да и любого человека, по отношению к миру (психологическая проблема – скорее в том, как можно быть неталантливым и воспринимать мир посредством чужих глаз). Однако в провоцирующих обстоятельствах – при столкновении с непониманием, глумлением, требованиями кому-то или чему-то угодить – талантливый начинает отдавать себе отчёт в том, что исходно было для него естественно и потому незамечаемо: он ощущает свою подлинность (наличие таланта), которая всё-таки существует и составляет высшую ценность, святыню, которой он ни при каких обстоятельствах не смеет изменить. |
Абсолютное достоинство личности следует признавать в другом человеке уже за одну его возможность, «потенциальность». То есть и в том случае, если человек не ценит личность в себе сам, предаёт её, не оказывается на высоте… | Всякий человек в чём-то своём, может быть явно не проявляющемся, то есть по крайней мере потенциально, талантлив. Если же человек проявляется неталантливо в избранном им самим роде деятельности – в этом всегда ощущается какая-то его вина; кажется, что у него попросту нет подлинного интереса к своему делу, – но что в таком случае заставляет его этим заниматься? Какие-то побочные мотивы – может быть, тщеславие, престиж?.. |
Может ли
личность испытывать влияния? Всё, что в личности искренне – её собственное, личное. В том числе и её искренние увлечения, даже, может быть, невольные подражания кому-то, – обогащающие и даже формирующие её самоё. |
«Влияния – всё, за исключением нас самих», – сказал
Гёте. То есть всё, что влияет на талант – становится
его собственным достоянием, если есть сам талант:
если художник остаётся в этом искренним. Задача псевдо-художника – угодить какому-то кругу, какому-то вкусу; и тут у него перед глазами масса примеров, как эта задача была решена другими, так что ему, кажется, остаётся лишь кому-то из них подражать; но этому в свою очередь препятствует задача быть «оригинальным» (ни на кого не похожим) – и вот ему приходится бояться влияний… Всё это – не от талантливости. Талант лишь ищет воплотить то, что чувствует. Тут, конечно, могут помочь (подтолкнуть, навести, индуцировать что-то в душе, развязать руки) и чужие находки. Но и учась у других, талант берёт у них только своё. |
Личность богата тем, что она умеет любить. Интересы человечества – «личные интересы» всякой вполне состоявшейся личности. | Искусство – это любовное постижение бытия; талант художника – это крайняя степень неравнодушия к чему-то, или, выражаясь несколько иначе – постигающая, «назидающая» душу любовь. |