У того, кто требует от других соответствия идеалу, идеал – он сам.
* * *
Способному на крупную подлость не следует размениваться на мелкие.
Подлецами называют, обычно, подлецов мелких – тех, кто продает свою репутацию за пустячные цены. Тех, кто продает репутацию задорого, назвать так уже не решаются.
Если неумный человек нарушает формальности, то он способен и на подлость. Если умный человек никогда не нарушает формальностей, возможно, он бережет себя для подлости.
Честный в малом честен и во многом. Верный в малом верен, может быть, и потому, что во многом – нечестен.
* * *
Прогресс нравственности: послушание; охотное послушание; добрая воля.
* * *
Прогресс религии: бог - сила, и что он хочет, то и добро; Бог - добрая сила, а в зле виноват, видимо, Сатана; Бог - вовсе не сила, а, может быть, то добро, которое «внутри нас есть»…
* * *
Параллельный прогресс религии и нравственности. –
Исходно, боги не различали добра и зла, бывали, с нашей нынешней точки зрения, и элементарными
пакостниками, и человеческая нравственность в точности равнялась религиозности: она состояла в умении
их задобрить, или в послушании. Нравственность была такой же жертвой богам, как и несчастные
тельцы.
Затем, божество эволюционировало и воплотило собой добро, и стало Богом, а за все видимое зло в мире
стал ответствен отпавший от него, таким образом, Сатана. И наша нравственность стала выражаться в том,
чтобы выбирать себе для послушания не Сатану, а Бога. И хотя Бог и дает нам заповеди и не оставляет без
многочисленных истолкователей его воли, райское яблоко тем самым было уже надкушено – без
собственного разумения в деле различения добра и зла стало обходиться невозможно. Так, что нравственные
требования стало уже мыслимым предъявлять – хоть и робко и с недоумением – но самому господу Богу! То
есть добро перестало быть для нас тем, чего хочет Бог, а, напротив, Бог, если он Бог истинный, должен
хотеть только добра.
Вместе с тем вера в Сатану, при существовании единого и всеблагого Бога, стала неприличной – Сатана стал
попросту ничем, ржавчиной на бытии, а вера в него глупым суеверием. И Бог стал, как будто, тем, чем ему и
подобает быть – стал всем…
И это знаменовало начало конца его власти над миром… Вот тут-то добрый и справедливый Бог, под давлением
самой благочестивой и осторожной, но неотразимой критики, признал, что совмещать доброту и
всемогущество немыслимо – и отрекся от полномочий вседержителя, сложил с себя все властные функции!
А нравственность полностью препоручил нашему собственному разумению. Отныне простое «как хочешь,
чтобы с тобой поступали, так и ты с другими» – вот «весь закон и пророки»…