Характер: порок или достоинство

(параллельное изложение разных пониманий роли и значения характера)

«Характер человека – его демон»	Характер есть то, «без чего не существует и человеческого величия»
То есть характер, согласно приведённому афоризму Гераклита, это нечто соприсутствующее в человеке, независимое от его воли и сознания, и что управляет его поведением явно и скрыто, иногда даже вопреки его собственным интересам и намерениям, убеждениям и принципам; это то, стало быть, что способно раскалывать его я… Именно так действует в нас всякий порок. Ведь настоящий порок обладает властью над человеком, проявляет странную автономию, раскалывает, расщепляет наш внутренний мир. Итак, получается, что характер – даже вполне приемлемый для окружающих – это, по существу, именно порок.	Действительно, Пушкин, слова которого я только что процитировал, по свидетельству Плетнёва, «ни за что столько не уважал другого как за характер. Он говорил, что характер очищает в человеке всё неприличное его достоинству». Возможно, приведённые высказывания Пушкина в значительной мере лишь отражают подход художника, для которого выдержанность характеров в произведении составляет то главное, что от них требуется, и ценится выше всего. (В самом Пушкине, к слову, Плетнев отмечал скорее недостаток характера.) Но так или иначе, в само слово «характер» (твёрдый характер) все мы вкладываем вольное или невольное уважение к его обладателю; причём уважения оказывается достоин и такой характер, который доставляет окружающим явные неудобства. Почему так? Не потому ли, что под характером мы разумеем именно не расколотую, а цельную волю, верность себе? А без способности оставаться верным себе нет и принципиальности, немыслимы какие-либо достижения; без этой верности нет, собственно, и личности. Итак, характер – его наличие – само по себе достоинство.
…Ведь что, собственно, называется характером? – Наше реагирование на объективный мир, в котором все мы оказались, родившись, и который не выбирали. Идеальное реагирование субъекта – это реагирование адекватное, несущее ему максимум пользы; идеальный характер, соответственно, был бы во всех одним и тем же, с некоторой, впрочем также объективной, поправкой на разные физические возможности индивидов и биологическую миссию, налагаемую полом, – то есть никакого «характера» в человеке фактически не было бы. Увы, идеала в реальности не существует, а существуют разные отклонения от идеала: индивидуальные характеры. Итак, характер – это комплекс врождённых свойств субъекта, полученный им ещё до всякого опыта, а уже по одному этому не могущий быть вполне адекватным меняющимся ситуациям. Это свойства, в той или иной мере налагающие свой особенный и затемняющий истину отпечаток на его представления о собственных возможностях и о том, что в действительности может принести ему удачу, – ведь объективность представлений доступна разуму, одинаковому в каждом, а не характеру, составляющему человеческую особенность и непохожесть. Несколько утрируя, характер – это степень и образ нашей неадекватности, нашего неразумия… И вот, говорят, эта неадекватность – наш внутренний «демон». От характера не избавишься («каков в колыбельку, таков и в могилку», «горбатого могила исправит», «нравом хорош, да норовом негож» и т.д.), он игнорирует наши убеждения и самое совесть и властвует нами то открыто, а то коварно, исподтишка, так, что разум и воля одерживают в нас лишь временные победы, оказываются способными лишь на отдельные поступки, но не способны определять всё наше поведение в целом и его результаты. «Гони характер в дверь, он вернётся в окно».	Очевидно, что «адекватное реагирование» предполагает не только то объективное, на которое реагируют, но и субъекта, который реагирует, – данного уникального субъекта. То есть не существует правильных решений вообще и для каждого, ибо адекватное поведение адекватно также и нашим особенностям. Притом, если не считать нивелирующую индивидов приспособленность к окружающей среде единственным достоинством живого существа, но ценить также способность творчества в нём, то уникальность индивида из некоего «отклонения от нормы» сама становится высшей ценностью. Что впору одному, совершенно не годится другому, что составит счастье одного, окажется тоской смертной для другого, – и так оно и должно быть! Даже если моё счастье, по моим же возможностям, окажется для меня недостижимым, чужое счастье мне его не заменит. Что же такое характер? Это степень проявленности подлинных интересов и свойств данного уникального субъекта для его собственных разума и воли; другими словами, сформировавшийся характер есть не просто и не только природная данность, а такое состояние души, когда разум не ошибается относительно этой данности и соответственно относительно того, что мы можем и должны совершить в этом мире, а воля нас не предаёт. Это состояние, когда ничто, никакой внешний нам «демон» в виде общественного мнения или чужих авторитетных представлений не может вклиниваться между тем, что мы считаем для себя верным в данной ситуации, и тем, как мы поступаем. Характер, таким образом, непосредственно граничит с умом и моралью в человеке. Он, в пределе – это точное понимание себя и неизменная верность себе, то есть тем жизненным и моральным принципам, которые полагаешь верными (иначе это называется совестью). Меняется ли характер? – Нет, в смысле – не выбирается и не заменяется по выбору. Но он должен меняться и меняется в смысле – развивается, раскрывает себя в своих лучших проявлениях. Он развивается вместе с нашим умудрением, с приобретаемым в опыте пониманием себя самих. Характер – это духовная и психическая зрелость.
Характер: это когда я «ничего не могу с собой поделать». Бессилие перед самим собой – вот его точная психологическая формула.	Характер (вспоминая знаменитую формулу Лютера): «на том стою и не могу иначе». То есть это моё подлиннейшее и точно найденное «я сам».
Чему мешает «демон» характера? В особенности, кажется, – морали. То есть тем общим для всех нас безусловным требованиям, которым мало дела до наших индивидуальных различий. Увы, ни на кого нельзя вполне положиться, ибо никто не может вполне положиться и на самого себя.	Характер-зрелость не «демон» для человека уже потому, что его собственные реакции не могут быть (или бывают слишком редко) для него самого неожиданными. Он не обяжет себя к тому, чего всё равно не сможет выполнить. Это не значит, что для него не существует морального долга; но в решении моральных проблем он учтёт и этот фактор, даже и собственные слабости.
В общем, разум в нас – это наша объективность, способность стать, хотя бы в своих суждениях, над собственными слабостями и пристрастиями и, значит, над характером. Ум размывает характер. Он делает нашу волю от него независимой, свободной, но… Но и тот, как я всё время повторяю, проявляет демонические свойства. Усвой себе самые верные взгляды, и в зрелые лета (когда ум подвижен и есть силы реагировать на каждую ситуацию отдельно) станешь может быть и святым – он вернётся в старости и всё шаржирует и испортит… Характер – первые симптомы возрастной ригидности, которые, похоже, разум может лишь долго маскировать…	В столкновении с объективным миром возрастает наша опытность, наша разумность, а характер, соответственно, – выковывается, закаляется. (…Увы, характер не только развивается, но и деградирует также… Когда слабеют душевные силы и с ними личность в нас, выступают, «лезут в окно» и изначальные, примитивные его черты… Не так ли вышло с Толстым, идеи и поступки которого из более здравомысленных, чем это принято, «вдруг- постепенно» превратились в нелепые и откровенно эпатажные: достаточно вспомнить совместное, вместе с барышнями-дочерьми, мытьё полов и шитьё блузок крестьянам, чёрствость к любящим и верным близким… Да, нам суждено проходить пик своих возможностей, в том числе и моральных, но именно по этому пику и следует судить о нашем подлинном характере…)
Если что и способно влиять на характер человека, то только так называемая «жизнь» – слепая, равнодушная к лучшим чаяниям и самым простительным слабостям, жестокая объективность, непосредственно запускающая в человеке животный инстинкт самосохранения. Каждый в детстве составляет себе какие-то идеальные представления о мире – в этом мире было бы хорошо как раз такому, как он, – но реальность, «жизнь», бьёт и мнет, оказывается совсем другой, неудобной и разочаровывающей, она заставляет приспосабливаться к себе любой ценой, обтесывает углы – учит маскировать своё непохожее я (если уж невозможно вполне избавиться от индивидуального в нём), делает человека, по меньшей мере в его сознательных установках, таким, «как все»… И это принудительно- добровольное отречение от личности, зачатки которой могли быть видны в нём в его юности, прошедший школу «жизни» человек, если не ошибаюсь, и называет в себе расставанием с наивностью и наступлением зрелости.	Сильного, самостоятельного человека жизненные испытания делают всё более и более похожим на себя, так сказать, на его собственный персональный идеал. В испытаниях он и обнаруживает себя, постигает себя истинного и учится оставаться собою – обретает характер. То есть о настоящем характере можно говорить, имея в виду лишь достаточно сильных людей (а в слабых остаются лишь неизгладимые и мешающие им самим «характерности»…). Можно констатировать, что у слабых людей идеал общий и он их нивелирует, у сильных – индивидуальный, и движение к нему есть одновременно становление их индивидуального характера – становление их личности. Соответственно, если в слабом и зависимом человеке характер действительно есть лишь изъян, мешающий ему как можно полнее обучиться «жизни» и стандартизироваться, или точно выполнять предписанное сильными сего мира в обмен на их благорасположение, – то в сильном человеке его характер – его миссия, его долг, даже смысл его персонального существования – то, с чем он – именно уникальный он! – пришёл в этом мир.
О педагогике. – Если вы взялись кого-то воспитывать, по праву существа более разумного, то скоро убедитесь, что всегда остаётся в нём что-то, с чем ему самому трудно что-то поделать, что-то упорнее его воли – его характер, его «демон». Прививаемое отторгается, как бы искусно ни было вшито. И если кто-то примется воспитывать самого себя, по каким-то внешним образцам, то убедится, если не дурак, в этом же. Можно принять самые замечательные взгляды, стать, например, христианином или гуманистом, но нельзя при этом перестать быть, скажем, капризным или нетерпимым, если таковым родился…	Характер – это способность развиваться, воспринимать новое, оставаясь собой; это способность полагаться на собственное разумение и управлять собой самому. Человек не должен себя «делать», воспитывать, и родительское воспитание – подобно молочным зубам, которые, как бы ни были хороши, ещё должны смениться собственными. Невозможно сделать с собою ничего большего, чем более или менее фальшиво исполнить какую-то чужую роль. Задача – не «сделать» себя, а понять себя. Если я не понимаю себя, характер – мой демон; если понимаю – это моя воля, я сам. И выражается он отнюдь не в том, что я сам сделаю для себя неожиданно (таких неожиданностей остаётся всё меньше и меньше), но и в моих осознанных установках. Конечно, сами установки во мне индивидуализируются – нет, скажем, одинаковых христиан или гуманистов, но и не должно быть…
Характер – это всё наше неосознанное, которое нами и правит 99 процентов нашего времени. Причём и каждый из якобы сознательных поступков никогда не бывает осознан нами до конца (со стороны очень оказываются видны наши тайные, для нас самих, мотивы, а наши собственные выдвигаемые мотивы выглядят лишь «рационализациями», объяснениями для самих себя…) Разумное в нас – дрейфующий островок в море стихийного, образованный на миг узким лучом направленного взора сознания и уходящий обратно во мрак. Не приходится удивляться его – характера – неизменным и неожиданным победам над нашей разумностью! Лишь, как говорилось, «жизнь», то есть то, что способно нас в случае непослушания реально смять и уничтожить, и имеет некоторую власть над подсознательным в нас – модифицирует инстинктивное уже на подсознательном уровне; ибо инстинкт выживания, понятно, изо всех сильнейший. Поэтому и «влиять» и «вразумлять» кого-то словами – практически бессмысленно: характер переубедить нельзя. Ну, совершит человек какой-то разумный поступок, который окажется в полном несогласии с его инстинктивными и привычными поступками, и хорошо, если это не окажется для него ещё хуже, чем если бы он сразу полагался лишь на одно своё, кое-как слаженное природой и опытом, внеразумное.	Мы не совершаем каждый свой шаг, подумав – обычно наше поведение стоит на «автопилоте»; да и сколько бы мы ни думали над какими-то своими важными шагами, всего учесть невозможно, и мы не можем быть застрахованы от непредвиденностей и ошибок. Но мы не должны, по крайней мере, ошибаться относительно самих себя – то есть действовать так, как нам не свойственно, тем паче против своих убеждений. То есть мы не должны ошибаться относительно своего характера. Это уже в наших силах. Характер же, в своём высшем смысле, который мы здесь и разбираем – это согласие наших сознательных установок с нашей персональной природой, нашим несознательным. Можно сказать, исходя из этого последнего определения, что характер (подлинный и зрелый) – это мудрость. Согласие сознательного и несознательного в нас, обретаемое с мудростью, отнюдь не значит, конечно, что сознательное идёт на поводу у несознательного; это значит, что оно в союзе с ним, и – лидирует. А «вразумить» можно только того, для кого разум в качестве мотива его поступков вообще существует; кто сам собой управляет и потому способен переложить руль; убеждения апеллируют к убеждениям. То есть, на человека с характером можно как-то повлиять, тогда как бесхарактерным можно лишь управлять, «вертеть» (да и то лишь до тех пор, пока ближе к нему не окажется другой властный человек). Воздействовать на личность можно лишь в том случае, если она существует.
Ещё о том же. – Слабого и зависимого человека так же трудно «переделать» аргументами, как сильного независимого – принуждением, – то есть в обоих случаях это практически невозможно. Картина смазывается тем, что в зависимом человеке его сознательные убеждения и даже вкусы – только один из способов приспособиться к тем «сильным мира», кто требует каких-то убеждений и законодательствует в моде, и он их действительно меняет – сообразно своей выгоде в данной ситуации. Зависимый старается жить и чувствовать по общему (господствующему) примеру. Так безопаснее. Но это не значит, что меняется его характер. В этом-то он, отчасти, и состоит. Воздействовать можно на то, что само реально действует: положим, вы вполне убедили человека в чём-то, но действовать в нём предстоит не разуму…	То есть воздействовать на личность – не насильственно, а на духовном, межличностном уровне – можно, и очень серьёзно. Каждый может вспомнить себя в том возрасте, когда собственная личность ещё была задачей для осознания и выявления, – как сильно влиял на нас нечаянный (и потому искренний) пример каких-то отдельных людей, их поступки или мысли, иногда случайные, без намерения вас воспитать, мельком брошенные слова… Можно влиять и на сложившуюся личность – то есть влиять на её поступки: для этого, конечно, не стоит ссылаться на какие-то общие примеры, но нужно обратиться к её собственному разумению (если есть аргументы, с которыми можно обратиться). Но ни первое, ни тем паче второе не значит, что личность или характер можно переделать. Выше я уже этого касался: каждый берёт то из опыта, что ему подходит, замечает и опирается на те примеры, которые открывают в нём самого себя; и повлиять на каждого можно лишь так, как можно повлиять на него одного.
Надо сказать, что в этом смысле (в смысле человеческой способности приспосабливаться и страха перед личностным в себе) стадный инстинкт может поспорить с самим инстинктом выживания! Например, упомянутое уже явление моды чуть не меняет «эстетический» характер человека. Вчера красивое, сегодня становится нелепым и уродливым, а завтра станет уродливым и нелепым сегодняшнее красивое. И не дай Бог, если вам, в череде сменяющихся мод, что-то наконец всерьёз понравится, угодит вашей индивидуальности! Это значит, что завтра вы уже «отстанете от жизни», станете «старомодным» и нелепым сами… То же и взгляды. Если вы нынче не поверили в Христа или в Аллаха и т. д., вы – «совок». То же жизненные ориентиры: если вчера вы уважали себя, когда приобщались к высокой культуре, сегодня – имеет значение только заработок… Итак, стадный инстинкт, как инстинкт, в подсознательном у человека и также – «демон».	Характер человека особенно явен в его способности противостоять стадному: общему или элитарному мнению, широкому или избранному вкусу, любым поветриям и ориентирам, любой моде, «современности» и т.д. Ибо противостоять один другому, на межиндивидуальном уровне, в борьбе за собственные интересы должен уметь и в какой-то мере умеет почти что любой: этому учит сама «жизнь», то есть «борьба всех со всеми» за какие-то блага, не могущие в силу их ограниченности достаться в равной мере каждому. Такое-то противостояние составляет, как раз, общее правило. То же, чему действительно редко кто может противостоять, и для чего потребен настоящий характер – это именно оно, – общее правило. Достаточно одной стервозности, чтобы неизменно и упорно урывать «своё» у ближнего, – но это ещё далеко не тот характер, о котором здесь говорится. Нужно ещё дозреть до того, чтобы выбыть из общей борьбы всех со всеми, и это чаще всего означает не поражение (как думают люди слабые и стадные), а великую духовную победу. Характер – упорство в личностном (к этому я ещё вернусь).
Характер может быть, конечно, и «хорошим»… Но и в этом случае он – только худо. «Хороший» – ведь это значит «удобный для других», каковое свойство для его обладателя – весьма деспотичный демон; ибо наши самые законные и справедливые интересы требуют подчас и умения быть другим неприятными и неудобными. Слишком хорошо известно, что люди меньше всего проявляют благодарности по отношению к тем, кем могут свободно пользоваться; так что о «хорошем» характере в человеке постоянно приходится сожалеть всем, кто его по-настоящему любит. «Хороший характер» весьма близок к «бесхарактерности», но последняя – самый непреложный и неисправимый характер: это – тот демон в человеке, который предает его первому, кто только проявит достаточно самоуверенности или нахальства. И предает, увы, не только его самого, но и тех, кто имел несчастье на него положиться, предает и его собственную совесть. Не может бесхарактерный положиться и на самого себя. Хорошими людьми пользуются плохие, и, нередко, делают их руками плохие дела.	…Но ведь за всем тем остаётся вопрос о том – хороший ли характер или дурной? Не можем же мы уважать человека за одну лишь выраженность его установок, если эти установки бесчеловечные? Да, конечно. Но дело в том, что морально хорошим или дурным может быть всё-таки не сам характер, а то, что мы с ним делаем, – именно то, как его ведут и используют наши сознательные, хоть и согласные с ним, установки. Добро же – сознательный или инстинктивный учёт интересов ближнего и социального целого – это одна из собственных прирождённых задач всякого живого существа (у человека, как существа разумного, к этому прибавляется ещё задача всеобщего выживания). Ведь нельзя выжить одному за счёт всех, но только – вместе с другими. Поэтому бесчеловечные установки – это или заблуждения в человеке (и тогда, в принципе, в человеке с личностью их можно исправить), либо – патология (и тогда не приходится говорить о характере, но – о болезни). Если бесхарактерного человека можно заставить совершить какой-то поступок, не убедив в верности этого поступка, то человека с характером, напротив, невозможно заставить, но можно убедить. В том и характер, что человек подчинён не какой-то чужой воле, а тому, что сам сочтёт правдой и добром; значит, если он ошибается, есть смысл искать аргументы и указывать ему на то, что есть истинное добро. Он может изменить поведение и будет верен этому, ибо это будет его собственная воля.
Ещё о «хорошем» и «плохом» характерах: главное в том, чтобы быть умным и добрым, а всё, что мешает этому, тем хуже, чем больше проявляет упорства (характера)...	Упорство («характер») хорошо в умном и добром человеке; в глупом оно смешно, а в злом прямо чудовищно! За что же ценить характер? Ответ такой. Конечно, главное в человеке суть ум и доброта. Но без характера они слишком малого стоят.
…Впрочем – возвращаясь к теме несознательного в нас – кроме врождённых инстинктов (включая приспособительные инстинкты самосохранения и стадный), существует ещё и другой вариант несознательного поведения – «привычки». Те самые, что суть «вторая натура». А раз так, то возделывать характер всё-таки можно, только не воздействуя на разум, «читая морали», а «дрессируя» – вырабатывая в воспитуемом благие привычки-автоматизмы. Эти привычки, однако, не могут касаться чего-то большего, чем манер. Но никто ещё не назвал наши манеры, особенно манеры «хорошие» – «второй натурой». Манеры исправно действуют в отстранённом и незаинтересованном общении; как всем хорошо известно, стоит подойти к человеку поближе или затронуть какой-то его интерес, «задеть за живое», как самые глубоко усвоенные манеры начинают выглядеть маской, из-за которой является его подлинное, и по контрасту особенно неприглядное, лицо – его настоящий демон-характер…	Постоянный учёт существования ближнего, то есть его законных прав, интересов и естественных чувств – вот на что обрекает умного человека его умное воображение, и вот что такое вежливость, такт, деликатность; а эти последние составляют суть «хороших манер». То есть развитую личность не надо особо учить хорошим манерам, дрессировка («воспитанность») в ней сменяется сознательностью. Разумеется, вежливость, деликатность и такт, хотя и не должны изменять нам ни в каких обстоятельствах (или должны покидать свой мостик последними) – это лишь «обиходная» доброта. Так сказать, доброта в незаинтересованных отношениях. И потому по ним ещё трудно судить, скажем, о наличии в человеке глубинного альтруизма или жертвенности (которые и не обязательны в каждом, ибо у каждого – свои собственные достоинства…). Деликатность в развитом человеке, кроме его нормальной доброжелательности, свидетельствует лишь о его способности понимать другого, которую человек неразвитый проявляет только в исключительных случаях – когда он другого любит. А потому деликатность как будто обманывает, как будто скрывает менее приглядную, чем можно было ожидать, личность. Но это проблемы тех, кто обманывается, – людей мало понимающих.
Характером называется и властность – умение принуждать не только себя, но и других. Эта властность может быть в характере человека и не иметь никаких иных оснований, кроме психической слабости: неспособности понимать других людей и учитывать всеобщую равноправность («я у себя один»); эта черта характера называется эгоцентризмом, деспотизмом, а в людях особенно слабых – капризностью. Слабость – тиранит, ведь с ней считаешься поневоле. Сильный везёт, а слабый погоняет. То есть характер слабого человека – «демон» не только для него, но и для всех, кто имеет с ним дело…	Характер – упорство в личностном. А отнюдь не то, что один сумеет вырвать для себя у других. Важно ощутить эту разницу. Но, как учил классик, «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя»; если вы не выбираете путь аутсайдера, отшельника, то одна только воля сохранять собственную идентичность в сетях бесчисленных взаимозависимостей и чужих интересов потребует как-то, в степени большей или меньшей, «выстраивать» вокруг себя людей. Отсюда, характером называется ещё и умение, так сказать, властвовать без властных полномочий. Это умение частично определяется самим наличием характера: определённостью и уверенностью в поведении. Ибо последние оказывают непосредственное гипнотическое действие. Однако всё же надо иметь в виду, что властность и характер – вещи в сущности разные. Человек с характером, что называется личность, как правило, не хочет властвовать, и таких ситуаций, в которых он должен был бы подавлять другие личности, по возможности избегает.
Добровольно слабый ничего своего не отдаст – не отдаст другому без борьбы или тяжёлой обиды того, что он имеет. Потому что его собственность (в широком смысле слова) – это его оружие, его защита, а также и его главное приобретение в жизни (и полученное-то, вероятнее всего, величайшей ценою – как раз ценою собственной личности: например заработок и престиж могут достигаться не на той работе, которая нравится, хорошая пара – не то что любимая, и т.д.)… В общем, слабый не может снисходить, неумный не может кого-то понимать – сил и ума таких людей хватает лишь на их собственные интересы. Куда там – понять другого, если человек и себя не в силах понять! Куда там – сочувствовать кому-то, «а меня кто-нибудь жалеет?» – и т.д. Слабость всегда за себя, а тупость не видит никаких иных решений, кроме тех, что открылись ей первыми… И всё это выглядит, для людей неискушённых, даже силой! «Характером»!	Сильный не должен уступать своего – того, что он есть; не должен поступается личностью. Сюда входит, разумеется, и его совесть (её, личности, внутренний суд). А вот всё то, что может быть в общем виде названо собственностью, сильный человек, нередко, уступает даже слишком легко. И здесь возникают свои коллизии. – Снисходить, входить в чужое положение и уступать может и склонен только сильный и умный человек, но именно это свойство сильного человека воспринимается большинством как слабость… И даже как бы граничит со слабостью – потому что и уступать, и даже понимать другого следует лишь в каких-то пределах (чужая слабость – в конце концов, не твоя вина, и понять себя каждый должен, прежде всего, сам). Снисходить, увы, можно и до потери личностного, понимать – до паралича воли… «Демон» умных людей – не их субъективный характер, а, напротив, сама объективность. Эта-то способность стать на место другого, залезть в его шкуру и даже характер (то есть, точнее, неспособность не стать и не залезть) – естественно рождает в них сочувствие, которому они и жертвуют собственными интересами – а провести достаточно чёткую грань между интересами и личностным слишком трудно… В общем, диагностировать как «бесхарактерную» могут и самую развитую личность, но это – ошибка.
Бывает у слабого человека в характере и решительность: решительность этого рода называется ещё безответственностью. Он творит, что вздумается (чего захочет его своевольный демон), а расхлёбывают последствия – другие, те, у кого хватит сил расхлёбывать…	…Так же выступают как синонимы характер и решительность, но их совпадение лишь в том, что развитая личность, человек с характером, полагается в своих главных решениях на самого себя. Характер и решительность бывают заодно только в ответственном (то есть опять же сильном) человеке: в том, кто возьмёт на себя и все последствия своих решений. Существует же и безответственная решительность: свойство принимать решения, за которые отвечать предстоит другим; конечно, и такая решительность – «характер», но только не в том высоком смысле, о котором мы здесь говорим.
Характер человека – демон, направляющая его, помимо его воли, сила, – а стало быть и его судьба. Или, лучше сказать, рок.	Характер человека – его личность, его уникальность и неповторимость в этом мире, а стало быть – его долг, его миссия. «Судьба желающего ведёт, нежелающего тащит». То же и характер.

На первую страницу

Сайт управляется системой uCoz