Гордость чванится про себя. Чванство – это гордость, которой нравится унижать.

Неудачное, запутывающее выражение – «чувство собственного (личного) достоинства»; надо – «чувство достоинства», оно же – «чувство личности»: чего-то, уважаемого в себе, потому что уважается в каждом, и в каждом, потому что уважается в себе.

Чванство – это подмена чувства собственного достоинства (абсолютного в каждом, и потому не имеющего степеней) – чувством собственной стоимости (исключительно высокой степени, но все-таки предполагающей возможность сравнивать). Это чувство собственной относительной стоимости, которая, в погоне чванного за недоступным ему абсолютом достоинства, хронически переоценивается.

Чванство – это чувство чужого недостоинства.

Чванство – это когда гордятся вам прямо в лицо.

Самовлюбленный хочет вас восхитить своими достоинствами, чванливый – унизить.

Ничтожество без чванства неполное.

Талант не чванлив: его секрет – это проникновение в ту духовную глубину, где все мы – одно, и все – Бог.

*  *  *

Люди бывают хорошие, плохие и безвольные.

*  *  *

Скромный не станет хвастаться своими заслугами! Он понимает, что впечатление будет лучше, если о них узнают как-нибудь стороной…

*  *  *

Нравственные перемены к лучшему редко требуют внешних перемен в твоей жизни (разве что ты – член бандитской шайки, которую надо бросить); от моральных проблем ведь нельзя уйти, из надо решать на месте.

…Уйти, скажем, в монастырь? Но ведь это значит: умыть руки…

*  *  *

Чем цивилизованней народ, тем ближе его масса к культуре, но и, увы, культура к массе…

*  *  *

Цель не оправдывает средств: понять ли это как «моральная цель не оправдывает нарушения моральных правил»? – Если верить, скажем, Христу – то безусловно оправдывает, и это будет называться: «не нарушить, а исполнить», и – судить «по плодам».
Вот тут-то все и объясняется. «Слово найдено»: не моральная цель, а моральный плод важнее моральных правил. Ибо «цель» – это еще далеко не плод, не результат; цель – это в любом случае только возможность, а средства – это уже зримые, совершенные «плоды»…

«Моральная цель (моральный результат) не оправдывает нарушения моральных правил» – значило бы по сути то же, что «буква морального закона важнее его духа». Самое дикое в этом то, что, ввиду недобросовестности человеческой природы, даже последнее утверждение бывает верным. Не есть ли право – абсолютизация этого принципа?

«Цель не оправдывает средств»: полезная цель не оправдывает злых средств. То есть никакие блага не оправдывают насилия.

Насилие есть худшее зло. «Цель не оправдывает средств»: никакое зло, кроме насилия, не оправдывает насилия. Тем более – никакое проектируемое добро…

Все знают, что боль и смерть – зло для каждого, а вот что такое счастье для каждого, и существует ли таковое вообще, не скажет никто или скажут только маньяки… А посему, идти ко всеобщему счастью, сея страдания и смерть – значит только сеять страдания и смерть…

Очевидно, не стоит осуществлять несомненное зло ради добра, которое ведь всегда сомнительно.
Очевидно, не стоит претворять зло в действительность ради добра в возможности.

Если говорить о коммунистическом опыте, то здесь совершенно сомнительная в моральном плане цель (относительно которой даже не было общего согласия!) требовала несомненно аморальных средств. Эта цель не оправдывала сама себя, о средствах можно и не говорить…

Практически всегда, когда ставится вопрос о «цели и средствах» – с какой очевидностью заявляемая цель не оправдывает самое себя! А мы погружаемся в размышления о том, оправдывает ли она средства…

Благими намерениями оправдывают реально чинимое зло… Как будто практическая суть этих намерений – выступать оправданием зла…

Никакая привлекательность цели не оправдывает аморальных средств. Это и есть мораль: не бери чужого, даже если оно тебе очень нравится (а если бы чужое никогда не нравилось, то не было бы и нужды в морали)…

Нельзя взвешивать добро на одних весах с выгодой, но на одних весах с другим добром – необходимо.
Ценности абсолютны – в сравнении с полезностями. Но иерархия самих ценностей все-таки существует, никуда от этого не деться. Например, на войне приходится предпочитать человеческую жизнь произведениям искусства, или две жизни одной, и т.д. …

Признав существование иерархии ценностей – а не признать ее невозможно, – мы тем самым признаем необходимость предпочтения одних хороших целей другим хорошим же целям, а значит – и оправдываем некоторыми добрыми целями некоторые дурные средства…

Перестало ли воровство быть воровством, если, скажем, было действительно необходимо для спасения чьей-то жизни?.. Как хотите, назовите, но только – берите в таких случаях чужое, чтобы добро не перестало различаться от зла…

«Цель не оправдывает средств»: нельзя делать реального зла ради возможного добра.
Но выбирать из двух реальных зол нередко приходится, а это и значит, как будто, делать зло, имея в виду добро – оправдывать «целью» «средства»… Но не забудем: речь идет лишь о коллизии, когда выбирать (из зол) необходимо; когда, отказавшись от выбора, мы даем победить злу худшему и, может быть, заслужим этим проклятье…

Ясно отдавать себе отчет в том, что неразрешимые моральные проблемы, требующие предпочтения меньшего зла большему, существуют – совершенно необходимо. Потому что иначе нам придется называть зло добром, а это значит – терять сами критерии добра и зла.

*  *  *

Человек есть в каждом, – даже в звере.

Человек – существо, выживающее как вид за счет способности производить информацию, то есть облекать результаты всякого индивидуального опыта в форму, делающую их пригодными к накоплению и передаче. Определения «разумное», «говорящее» и «культурное» сим предполагаются.

Все в человеке – из вечной материи. И его величие, и его ничтожество.

Лучший способ приспособиться – это приспособить. Но это предполагает способность критически смотреть на то, к чему приспосабливаешься – то есть задаваться вопросом о смысле. Так рождается Человек.

*  *  *

И хороший человек бывает плохим – по слабости. И плохой человек бывает плохим, по слабости же…

*  *  *

Писать плохо – это привилегия знаменитостей: в них ведь принимается и хорошее и плохое. Вот еще почему подражание губительно.

Нет графомана, который не мог бы сослаться на свое сходство с самыми высокими образцами. («Плохая рифма? – а вот у такого-то…»)

Подражать можно только худшему. Лучшее неподражаемо.

В прославленном писателе недостатки идут за своеобразие, в неизвестном, наоборот, своеобразие – за недостаток.

*  *  *

Раньше слава заслуживалась, теперь – организуется.

Популярность – это любовь наименее взыскательной части публики. Признание – это модное мнение, распространившееся в ее элите. Известен, таким образом, тот, кто угодил либо пошлости, либо снобизму.

Закон рынка: каждая вещь стоит ровно столько, за сколько ее можно продать в данное время в данном месте. Но ты, художник, ты, философ, сам себя спрашивай только о «себестоимости»…

*  *  *

Бороться с ложью административно – значит пожаловать ей достоинство и, хуже того, бессмертие Правды.

Правда бессмертна! Увы, и ложь также…

Если толпа сочувствует гонимым властью «еретикам», в этом проявляется лишь ее холопская сущность: она уже не уверена в силе этой власти и если еще подчиняется, то показывает, что рассчитывать до конца на нее не приходится.

*  *  *

Нужно, чтобы человечество расставалось со своим прошлым «смеясь»: как со своей осознанной глупостью.

*  *  *

Человечность – отнюдь не какой-нибудь «культ человека». Уже потому, что культ несовместим с пониманием. Понимание, скорее, – снисхождение…

Человечность есть понимание, и в этом смысле – ум. И потому просто умный, способный понять, уже кажется человечным.

Понимать и не сочувствовать – это уже чудовищно. Ум дует в паруса человечности.

…Показательно и обнадеживающе: лучшее из человеческих свойств мы именуем «человечностью», и это притом, что в своих зверствах человек, точно, заходит дальше всякого зверя! Выходит, все так или иначе сходятся в том, чем должен быть настоящий человек…

Человечность – понимающая доброта, или доброта, помноженная на понимание.

Требования человечности следовало бы признать в качестве единственных и безусловных нравственных требований.

Любить людей вообще?.. Ну разве что в их возможности – любить то в людях, чем они могли бы стать, и на что каждый имеет еще, пока жив, какой-то шанс.
Впрочем, теоретически можно любить их и в реальности – но, кажется, так же, как мы реально любим и зверей вообще: ничего от них не требуя, снисходя и сострадая, и притом, в контактах, не забывая о мерах предосторожности.

Всякое животное надо жалеть и всякое можно любить: в своих страданиях оно не отличается от нас, а в грехах не виновато. Всякого человека надо жалеть, а любовь – распределяется выборочно и чаще всего не по праву…

Уважение к человеку – это презумпция, а не вывод. В каждом человеке уважается возможность наилучшего (которая не потеряна, покуда он жив).

…Вот в чем главное: верить в человека в человеке.

Признание за каждым всех тех же прав, что и за собою – разве это не просто логика? Человечность, для мыслящего существа, вполне рациональна. Куда иррациональнее корыстность!

*  *  *

Воля, в отношениях с людьми, – это не-боязнь огорчать. (Потакать им можно беспрепятственно.)
Независимость – это независимость от любящих. (Ненавидящие могут связать – разве что силой.)

*  *  *