Александр Круглов (Абелев). Афоризмы, мысли, эссе
Любовь, в самом общем виде – если требуется такое определение –
– предпочтение, в котором мы не вольны, –
как мы не вольны в желаниях, и потому «желание» тоже, в весьма ограниченном смысле, любовь; сюда же относится замечание «насильно мил не будешь»; а вот «люби врага» и даже «ближнего» в этом определении себе противоречат, требуя особого осмысления... Но далее. –
– влюбленность: своего рода, «нормальное» психическое заболевание – одержимость другим человеком. (Любовь – это заболевание нежностью.) Раздвоение личности, – ощущение всего самого необходимого и святого в собственной душе – помещенным в другом, и требующим воссоединения. Независящий от воли культ чьей-то индивидуальности, – и т.д., –
не будем забегать вперед.
(Заметим кстати, что для «любить» в смысле «быть влюбленным» нам не хватает особого слова, какое
имеется в других славянских, – «кохать». – Одинаково, что женщину «любят», что друга, что какое-нибудь
занятие, и даже – что фрукты-овощи.)
Если влюбленность – заболевание, хотя и обычное, то, напротив, вообще любовь –
– нормальный для человеческих индивидуумов «симбиоз» душ, –
неважно, легкий или мучительный, неважно даже, отдают ли в нем «симбионты» себе полный
отчет, или обнаруживают, что он оказывается существовал, лишь по боли – когда он почему-то разрушится.
«Стерпится – слюбится»: вот, тоже, вариант зарождения такого симбиоза. Не знаю, нужно ли более
солидное определение, чем этот самый «симбиоз»; я так потребности в нем не испытываю.
Теперь. Любовь –
– личная заинтересованность в чужой личности,
а это –
– страсть иметь другого для себя лично, – ощущать его в собственности, как неживое,
поглотить, вытеснить из другого личность; морально поработить;
– страсть быть для другого, – культ чужой неподвластной личности, требующий личного
служения;
– немыслимое сочетание того и другого – собственничества и служения (коль скоро любовь – как-
никак – «симбиоз»).
• Именно тот, наверное, кто ощущает даже любимого чем-то от себя отдельным (сознаю, все это слишком неопределенно, и все-таки) – именно тот бывает ближе к «собственнику» и «тирану»: на чужую свободу ему остается только досадовать. Кто соединяется душою, тот любит «как себя»: как личность.
• ...У одних чувство собственности на другого, у других утрата чувства собственности на себя. (И мне не кажется, чтобы это были «мужской» и «женский» варианты, едва ли есть даже статистическая зависимость.)
• ...Связка, а в связке более свободный пользуется над другим властью. «Более свободный» – это
кто меньше любит.
Впрочем, по-настоящему деспотичный за своей страстью ощущает такое право, что сумеет подавить
другого даже и в условиях своей большей зависимости; да, может, и еще сильнее...
• Любовь нуждается для себя, в этом ее эгоизм. Но она не терпит замены – это роднит ее с жалостью, его, эгоизма, антиподом.
• Одни «любят, когда пожалеют», другие жалеют, только если любят. – «Надо же, – почему-то жалею! Видимо, любовь».
• Просто жалость – неэгоистическая половина любви, но все-таки еще не вся любовь. Вся – когда надо жалеть, хотя есть и чем восхититься.
• Что от любви ближе к ненависти, чем к равнодушию, это понятно – ведь и то и другое как раз и есть – крайняя степень неравнодушия. А личность – тайна притягательная. Подойдешь близко, и тут-то начинаются неожиданности. О том уж не говоря, что любовь деспота действительно похожа на ненависть: он ненавидит твою свободу – так ты ему нужен.
• Ревность возбуждает любовь: это у собственника, – у дарителя, наоборот, гасит.
(Обычное правило торга: чего не хотят отдавать, или что уже возбудило интерес у другого, вызывает
особое вожделение. Но не все люди относятся к «экономическому» складу; кое-кого именно эти
обстоятельства и расхолаживают.)
...И все же, все здесь перемешано. Вот Пушкин, человек ревнивый до крайности, сумел-таки
почувствовать – «как дай Вам Бог любимой быть другим»...
• Игра в любовь, что интересно, прямо ей противоположна: этакий торг, выяснение, кто большего стоит, по критерию, кто меньше в другом нуждается. Любовь же: «за грехи мои – любви не стою»...
• «Не по хорошу мил, а по милу хорош», «любовь зла», а значит – самолюбие тут просто ни при
чем! Тебя «бросили», потому что полюбили другого – так ведь не потому, что он «лучше»! Какая глупость!
Может, как раз и полюбили «козла»!
(...Возбуждение самолюбия, как болезненное и малоэффективное средство от влюбленности. Лучшее
средство – «с глаз долой, из сердца вон», – разлука.)
• «Интрижка»: игра то ли в любовь, то ли в коварство; некоторый сюжет, с игрою во власть друг над другом. Интрига ведь – страсть властолюбивых.
• «Любовь зла»: экономический и формально-эстетический подход будто не оставляет ничему другому места, а любовь, разбойник, ни с чем этим не желает считаться. – Надо же, это знают и в народе... И стонут: зла... Нет, чтоб ощутить к ней благодарность за то, что открыла нечто высшее! (Вроде, как говорят грузины о совести: «враг мой». – А что ж такое тогда ты сам?..)
• «Любовь зла», управа на нее только одна – со следующей, подсознание само по себе станет, вероятно, расчетливей. (Чему учат юношей психиатры.)
• Дело не в достоинствах – а в том, восхищают они или нет. И если, скажем, деньги и чины – из тех достоинств, которые искренне восхищают? Вот вам и любовь не по расчету!
• ...Конечно, не дело выбора. А потому требовательность – когда нужен так называемый
«принц» – ничего не знает о любви. Впрочем, тех, кому нужна именно любовь, тоже попрекают этим самым
«принцем».
...Одним нужен «принц», другим – любовь.
• ...Требовательность: романтизм как апофеоз банальности.
• Любовь не ждет идеала, а сама творит – или лучше прозревает его.
• «Я тебя не знаю, а уже люблю» – ближе к любви, чем «оба парня бравые, оба хороши». Потому что любовь не дело выбора!
• Тебя любят, а ты нет: пустой чувствует себя заполненным, а заполненный –
опустошенным.
...Потому для первого такая ситуация – особое право, как для второго – чуть не вина.
• Уточняя Пушкина: влюбить тем проще, чем меньше любишь. Приемы этого элементарны, и именно потому, наверное, что результат происхождения божественного.
• Любовь не получишь в благодарность, но: любовь – сама и есть благодарность.
• «Любовь и дружба». – «Любовь с дружбы не начинается» – именно с дружбы и начинается,
если не говорить с такой, с которой она уже не началась. Ну, а вообще друзья в таком деле, как и близкие –
дальше далеких.
...И еще: любовь хорошего человека предполагает доброе, не присваивающее только отношение – т.е.
дружбу. «Дружбой продолжается».
• «...С первого взгляда» – то есть совсем будто не давшая времени дружбе.
• ...И то сказать, любовь – чувство разрыва там, где срастись еще ничего не могло успеть. Как и то, что «романтизм» в любви дело не случайное, дух невольной авантюры, прыжка в идеально чуждый мир – ее собственный дух, – доброе знакомство ей, правда, даже мешает.
• «Любит любовь, а не человека» – тот наверное, кого не может научить видеть в другом
человека даже любовь.
Вообще же любовь сугубо адресна. Почему невозможно, кого-то разлюбив, полюбить его снова? Любовь
– это болезнь кем-то («мне нравится, что Вы больны не мной»), – переболел – и приобрел к нему иммунитет.
• Любовь, как и всякая сильная страсть – это часть твоего живого я: даже когда она мучительна, невозможно желать просто избавиться от нее.
• Любовь – сквозная рана в душе: кровит, но в нее глядит на тебя божество. И больно, и залечивать ее было бы страшно.
• Тема: «любовь и нравственность».
«Любви же не имея», нравственность – «кимвал бряцающий», если не хуже того. – Нравственность да
будет человечной.
• «Любовь – вершина нравственности, поскольку открывает абсолютную ценность другой личности» – да, это правильно. Но, опять же, эгоисту она открывает эту ценность – лишь для него же, – опять же не нравственное отношение, а вещное. Бывает, что и «вершина безнравственности».
• «Влюбленность и нравственность» – примерно та же тема, что «опьянение и нравственность»: хороший человек становится способен на подвиг, плохой – на преступление.
• Любовь – «по ту сторону нравственности». То есть, достигает самого ее предела и идет куда-то
дальше, очень от нравственности далеко.
Любовь – пристрастное доброе отношение; тогда как нравственность, понятно, должна быть доброй и
беспристрастной. Вот корень их конфликтов. Тем паче влюбленность. Один не может без другого, ну, а если
все ж таки обстоятельства этому мешают? – «Не доставайся ж никому». «Ты плачешь; я спокоен». «Лучше б
он умер, чем изменил».
• Секс и нравственность: и здесь точно то же, что везде, без никакой специфики. – Все позволено, если умеешь жалеть и о чем сам потом не пожалеешь.
• «Секс»: искусство «заниматься любовью», когда любовь тобой не занимается.
• «Плотская» и «платоническая» любви: разделение, кажется, особенно свойственное
подросткам, по-своему мальчикам и по-своему девочкам. – Вот они-то чувствуют и сейчас так, как
чувствовало еще не так давно культурное человечество. «Секс» относится у них к разряду неприличностей,
манящих или никчемных, а «любовь» в той же мере утрачивает с ним всякую связь: это святое. Взрослость,
для которой «плотское» естественно, этого разделения не должна бы знать.
(Любопытно: Пушкин подобного периода, кажется, вовсе не имел, – влюблялся с детства по-взрослому,
не платонически.)
• «Любовь назидает», но и ненависть, увы, тоже...
А лучше так сказать: хотя ненависть очень-таки «назидает», по-настоящему назидает только любовь. У
ненависти слишком узкие задачи, ее дело бесперспективно.
• Деспот не дает шагу ступить со своими поучениями: это его любовь «назидает».
• «Понять» кого-то: «понять» говорится вместо «полюбить» именно для того, чтобы оттенить: хоть и не полюбил, но уже понял, согласился. Вообще же «понимание» и «любовь» – синонимы. Художников, скажем, «понимают» или «не понимают»... Если что тебя «назидает», значит, есть и любовь.
• (Интерес – это, так скажем, интеллектуальная любовь. К примеру, «интересные» мужчина и женщина – это такие, которые, если рассудить, очень могут любовь вызвать.)
• «Неразумная любовь». – «Берегись любви моей» – чуть не каждая любящая мамаша такая Кармен. «Любовь назидает», конечно, и таких мамаш, но... Большинство из нас учитывает ближнего лишь в порядке унылой необходимости; и как тут не освободить от этой докуки любимое чадо!.. – А эгоизм, известно, установка не слишком счастливая.
• «Неразумная любовь» – по причине слишком большой доли эгоизма, которая в ней остается. А
не наоборот!
...Когда любят только для себя и готовы ради этой любви на все, на что для себя и не решились бы:
рождение чудища.
• Если эгоист полюбит другого человека, «как себя» – то и постарается совершить ради него все те несправедливости, что с охотой ради себя и вершил бы, если бы не привык встречать отпора. Неэгоистическая любовь эгоиста воспитывает эгоизм.
• Я бы не сказал, что взрослый нормальный человек любит себя очень нежно; скорее, это
нормальная забота об индивидууме – со стороны того, на кого сам Бог возложил эту заботу; нежность – это
уж влюбленность, и нежность к себе – особенность самовлюбленных.
Так что любимых любят даже больше, чем себя.
• Любовь, – читаю, – это полное преодоление отчуждения от другого; такое полное, добавлю, что предполагает отчуждение от самого себя. Влюбленность, страсть – это наша взбесившаяся воля.
• Большинству в любви открываются радости и неприятности, но некоторым – счастье и горе.
• ...Кроме всего прочего, любовь – это ощущение возможности счастья. Того самого, которого «на свете нет». Влюбленный не сомневается в том, что счастье существует.
• Неразделенная любовь – несчастье своеобразное: увидеть неосуществимость счастья. «Душа, плененная тоской».
• Влюбленность – в чем чудо! – ощущение разрыва в том, как уж упомянуто, что не имело
времени и соединиться. – К близким, которых теряешь, ощущается что-то весьма похожее на влюбленность;
когда так хотел бы и не можешь произнести главную, наверное, фразу безнадежно любящего – «хорошо, что
ты есть»...
Когда из тебя вынули душу, ясно, все для тебя теряет значение. Что могло бы обрадовать, травмирует
особо, поражает ненужностью – несчастная любовь ли тому причиной, или утрата.
• Неразделенная любовь – некоторые симптомы горя: мир пустеет. И все твое лучшее – в том, кого лишен.
• Именно, психическое заболевание; такое своеобразное раздвоение личности, когда из твоей личности уходит только святое и сосредотачивается в ком-то, кого, всего чаще, едва и знают. И страсть овладеть этой своей частью. И страсть обнаруживать эту страсть – в каких придется, хоть в самых нелепых, формах.
• «И мочи нет, сказать желаю»: это потребность начала отношений, пусть несчастных, неловких, каких угодно, но – настоящих, то есть взаимных. «Сказать желаю»: желаю поселить себя в той, необходимой душе. (Признания на заборах и стенках – самые настоящие...)
• «Любовью оскорбить нельзя» – того, конечно, кто знает, что это такое. – Она не означает, что кто-то почувствовал себя достойным другого, «себе под пару». Напротив, она то и означает, что кто-то ощутил себя, без другого, ничем.
• ...Ежедневная порция наркотика для поэтов, любовь. («И божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы»; «влюблюсь до ноября»...) Люди прозаической жизни с этим зельем особо не играют, оно для них – наваждение, разор. Только «несчастная глупость».
• «Бог есть любовь»: он приоткрывается нам в любви.
(Отчего лечиться от любви – чувствуешь, лечиться от святого в себе; что, раз причиняет мучения, тем
самым хотя бы живо...)
• Тогда и убеждаешься в ценности и непреложности души, когда ее теряешь – в другом. «Бог есть любовь», то есть – любовь его демонстрирует.
• Если любить ближнего «как самого себя» – значит признавать его право быть самому себе целью, быть отдельным, то любимых любят – «как часть самого себя» или, может быть, «как всего себя», «как лучшего себя». Как свою собственную цель.
• Любовь утверждает в нашей личности культ другой личности: коллективизму с этим делать
нечего. – Если «Бог есть любовь», то уж не «соборность».
...Впрочем, и соборность тоже – «любовь». Авторитаристская любовь, насильно милое целое; которое
«любят, когда боятся»...
• Любовь – дело настолько личное, что и сам не смеешь вмешиваться. Судить да лезть к себе с поучениями...
• Свои, в любви, оказываются дальше посторонних (читайте Шварца!) – потому что суть ее – не- принадлежание себе, принадлежание же своим и вовсе смешно.
• Брак по семейному совету: что-то противное природе. Какой-то привкус инцеста.
• Любить, – сказал кто-то, – уже значит хотеть быть любимым; хотеть быть любимым – уже любить. «Я верю; я любим; для сердца нужно верить». – Наверное. И все же полного знака равенства здесь нет. Любить – это любить плюс хотеть быть любимым, а хотеть быть любимым – любить, да еще не вполне... а то и вовсе нет.
• Если достойный человек, любя, хочет быть любимым, то потому – и это даже не сознательно, а инстинктивно! – что не смеет порабощать другого. А не потому, что лишь тогда ощущает свое бытие и ценность, когда для другого становится всем в бытии и высшей ценностью.
• ...Итак, можно сказать: в любви, другой для меня – все, и я хочу, чтобы он доверил мне этот культ. А вовсе не того, чтобы я стал идолом для него самого.
• Если кто-то сам для себя – первая святыня и абсолют, он, понятно, устает от того, что для других оно не так, и только чья-то влюбленность приводит его в душевное равновесие.
• ...Категория женщин, которые могут полюбить, только вообразив, что их любят. (Так что, полюбив, не сомневаются, что с другой стороны были им уже какие-то знаки!)
• Если полюбить можешь, лишь вызвав чувство – сколько ж разовьется психологизма, сколько изощренной наблюдательности! Вот оно откуда, «шестое чувство»! – Но и сколько фантазии...
• За женщинами есть смысл явно «ухаживать» (мужчин можно только «завлекать», обвораживать, в общем заходить с тыла) – потому, что любовь у женщин начинается больше с душевного.
• Да, художник – это «умеющий любить».
Любовь его к миру, как и любовь человека к человеку, убеждает и заражает тем, как он чуток к мелочам,
– как ценит подробности.
• О любви «все сказано». – Может, и вообще обо всем на свете так или иначе сказано. Но действительно, особенно в том, что касается любви, велика эта разница между ощущением единичности и неповторимости того, что испытываешь, и тысяча-раз-слышанностью всего, что можно об этом сказать.
• Если любовь не заставляет забыть тщеславие, это не любовь.
Психологически недостоверно, чтобы Лаура была тем же, что лавры.
• У женщин сфера чувства и сфера признания ближе друг к другу, чем у мужчин.
Честолюбие не женственно, желание нравиться немужественно.
• Любовь – сомнение во всем, что не любовь. Все лучшее, без чего не можешь, отделяется от тебя и поселяется в другом...
• То божество, которое открывается человеку в любви, тоже низводит все не относящиеся к нему ценности до «суеты сует».
• Влюбляемся мы в душу внешности. Или во «внешность души»?
• Любовь так же духовна, как язычество религиозно.
• В любви духовное управляется природой – зато и обогащается всеми ее красками и мощью.
• В прямом смысле, заслужить любовь нельзя – кто счастлив здесь, тот и прав... В этих делах – вся бесконечная духовность и все бесконечное бездушие природы.
• О любви «все сказано» – повторим, для полноты, и это: чем больше уступаешь чувству, тем большего оно требует.
• Если предпочтешь, чтобы над тобой смеялись, чем чтобы о тебе забыли, то...
• «И, мочи нет, сказать желаю» – непременный атрибут.
• «Любовью оскорбить нельзя» (Лопе де Вега): пусть я недостоин, но любовь больше меня.
• Неразделенная любовь – чистилище: наказание непусканием в рай.
• Самая короткая настоящая разлука – вечер и ночь.
• Любовь – сквозная рана в душе, – кровит, но в нее глядит на тебя божество.
«Столь сладким жалом я ужален...» (из Лопе де Вега).
• Любовь эгоиста похожа на разбой.
За свою любовь и мстят – не могут простить над собой власти.
• Мужчине – сколько нужно самовлюбленности, чтобы радовало вызванное в ком-то безответное чувство...
• «Любовь зла» – самолюбию здесь будто бы и делать нечего, – но игра в любовь представляет собой борьбу самолюбий.
• Чего хорошего – верность без взаимности.
• ... Грубо говоря, формула из трех переменных: любовь, доверие, ревность. Ревность, может быть, тем острее, чем больше любовь и чем меньше доверия, – но это же самое означает, что доверие пропорционально любви.
• По тому, сколько дружбы в его любви – к вопросу о любви и дружбе – отличишь хорошего человека.
• Мораль не имеет к полу никакого отношения – это пол имеет к ней отношение, так часто сталкивая человека с моральными задачами.
• Когда мораль имела мало отношения к добру, она больше имела отношения к полу.
• Не радости плохи, а предательство.
• Загадка для меня, как это прежде люди решались, в институте брака, так упорно игнорировать любовь – куда более слабым инстинктам подчиняются куда более жестко.
• Брак по семейному совету? – Вот уж вопрос, где близкие оказываются дальше далеких!
• Кто – жениться, а кто и любить умеет будто по расчету (о чем, например, у Юнга).
Впрочем, верно (Рюриков), что и в самых бескорыстных душах этот инстинкт сам собой раз от разу,
ошибаясь, умнеет.
• «С точки зрения социальной, в любви разумно, быть может, только одно – то, что она безумна» (Ривароль).
• Уж конечно, неумение любить скорее свидетельствует о недостатке «четвертых измерений» в душе, чем неумение влюбить.
• В любви нельзя быть искушенным – скорее, можно быть искушенным в нелюбви. (Л. Облога)
• Влюбленностью одни живут, другие – болеют.
• У женщин, как будто, духовное чувственней и чувственное духовней.
Любят женщины не платонически возвышенно.
• Любят, когда пожалеют.
Не только восхищение и не только жалость, но, когда к восхищению вдруг примешается жалость, или
наоборот – начинается чувство.
• Счастье дается на двоих, а не на одного.
• Интересно: счастье и семейное счастье выступают обычно, как синонимы.
• «Нет счастья, кроме обычного».
Правда, в буквальном переводе это звучит сомнительно – «нет счастья, кроме как на общих путях».
• Что между двоими – сокровенней, чем то, что только во мне.