Коллизия

Моральные требования по своей природе абсолютны. «Хорошо» и «плохо» и суть ответы на вопрос, как поступать, прямые синонимы долга и запрета. Коль скоро вам известно, что в данном случае хорошо и что плохо – если только это вообще может быть до конца известно! – аморален не только дурной выбор, но грех даже колебаться перед выбором. (Ошибка максимализма не в бескомпромиссности, с какой он стоит за хорошее против плохого, а в наивности, с какой он верит, что всегда безошибочно и стопроцентно их различает.)

И правила морали, определяющие эти «хорошо» и «плохо», предельно просты. Для гуманизма все они сводятся к «золотому правилу», которое есть сама рациональность и сама очевидность, и в общем те же, что и в любой традиционной этике: не убий, не укради... Трудности этики для обычного человека отнюдь не в обосновании для себя этих принципов и правил, и тем более не в их усвоении. Трудности – в их применении, и все дело в том, что любая моральная проблема есть не что иное, как их коллизия; каждая живая ситуация сталкивает наши добрые намерения друг с другом в лоб; именно эта коллизия, а не сами принципы и не заповеди, и составляет сущность любой моральной проблемы. Я говорю столь категорично, потому что касаюсь только очевидного.

Действительно: воровать или не воровать? Что за вопрос! Само слово означает – «брать то, чего брать нельзя». Но: украсть или не украсть, если нет иного способа избавить кого-то от голода? Что ж, если ситуация и вправду такова – а смысл ситуации можно выяснять бесконечно и лишь тогда, когда сам в ней находишься – пожалуй, когда- то придется и украсть, решай сам; не помочь – не то же ли, что губить?.. Однозначного решения нет... А можно ли «желать жену ближнего»? Какое там – даже и смотреть на нее лучше с осторожностью, чтобы не «прелюбодействовать в сердце своем»! Впрочем, смотря по тому, что такое этот ближний, и какие у них с женой отношения, и что такое его жена, и что такое ты сам... Убивать или не убивать? Даже и здесь – все то же самое. Страшно даже представить субъекта, для кого такой вопрос существовал бы и которому для его принципиального разрешения было бы потребно авторитетное мнение Будды, Моисея или Магомета, – Ломброзо, наверное, диагностировал бы тут «моральное помешательство». Но ситуация все равно ставит вопросы, ответ не однозначен. И ставит их именно потому, что добро требует большего, чем соблюдения правил.

Это очевидное, как мне кажется, и составляет моральное открытие гуманизма. Моральные требования абсолютны, и именно поэтому однозначно неразрешимы.

Традиционная же (или, лучше сказать, традиционалистская) позиция, которой противостоял со своим открытием еще Христос и которая, однако, до сих пор правит человечеством, формулируется иначе – моральные требования абсолютны, а значит, всегда имеют однозначное решение.

Попробуем показать, что следует из этого различия.

Традиционализм. Моральные требования абсолютны, а значит, моральные проблемы должны иметь однозначные решения	Гуманизм. Моральные требования абсолютны, а значит, коллизии неизбежны; моральные проблемы суть коллизии
Поскольку абсолютный характер моральных требований есть здесь то же, что возможность и необходимость единственно правильных однозначных моральных решений, мораль и может и должна быть строго формализована: сведена к сумме правил, заповедей, принципов.	Поскольку абсолютный характер моральных требований здесь означает, что в каждой конкретной ситуации между разными требованиями необходимо возникает коллизия, мораль (лучше сказать, человечность) не может быть формализована: она всегда выше правил, заповедей, принципов.
Моральный выбор – выбор между «да» и «нет», добродетелью и грехом, хорошим и дурным. То есть, верный выбор состоит в осознании того факта, что никакого выбора у тебя нет и быть не может, а есть лишь послушание или непослушание долгу. Исполненный долг избавляет от личной ответственности.	Моральный выбор – между «да и нет» и другими «да и нет», – между должным и должным, запретным и запретным. Нельзя указать стороны, которую следовало бы слушаться исключительно; выбор – дело не послушания, а личной ответственности, а решиться на что либо – как, впрочем, и не решиться – значит взвалить эту ответственность на себя.
Долг решает за тебя.	Решать самому есть твой долг.
Высшее моральное достоинство человека – принципиальность, твердость в правилах. Такой человек есть праведник; праведников мало, но они существуют и каждый обязан стараться им стать.	Принципиальность (прежде это называлось праведностью) – или категория сугубо условная, означающая, что из корысти или трусости вы не предадите в себе того, что считаете добром, или же – прямой синоним фарисейства. «Нет праведника, нет ни одного».
У праведника совесть чиста. Однозначно определенное надлежит выполнить однозначно, это – «категорический императив», своего рода приказ, а приказы не обсуждаются. Исполненный долг освобождает от угрызений. В этом и счастье праведника.	Совесть, если только праведность не нашла на нее управу, не бывает спокойна. Приняв одну сторону коллизии, пусть ту, которую не мог не принять, ты не можешь быть освобожден от боли за ту сторону, против которой поневоле грешен. Сострадание – чувство – ведь не спрашивает нас, кому сострадать, кому нет...
Если Станкевич взял взятку – он взяточник. Никакого значения не имеет, с кого взял и на что употребил. Нужно разыскивать его по всему свету, добиваться выдачи и расходовать на это столько сил и средств, сколько только потребуется для торжества правосудия. Не кажется Ковалеву Ельцин настоящим демократом – призовет голосовать против Ельцина. Пусть хоть коммунизм, хоть фашизм, зато от принципа Ковалев не отступит. И не вина Дон Кихота, что из-за его заступничества его подзащитным становилось только хуже; главное – это себя не щадить; как это говорится – «делай, что должно, и пусть будет, что будет»... Ответственность – это ответственность перед принципом.	Если до сих пор честный человек вдруг да взял взятку (допустим!) – не исключено, значит, что он поступил бы хуже, если бы этого не сделал. Какая из двух неразличимо похожих рок- групп выступит на площади перед лоботрясами – разницы нет, пусть споет та, что побогаче, а вот оплатить операцию ребенку (был у Станкевича такой расход) – дело святое. Если ты демократ, голосуй так, чтобы не побеждал коммунизм или фашизм. А если принципиальность мешает тебе это сделать – то что тогда фарисейство?.. И есть претензии к самому рыцарству, к самому Дон Кихоту. Оно конечно, за добро следует выступать независимо от шансов на победу – но ведь и не давая шансов победить злу! Ответственность – ответственность за исход.
Моральный принцип, послушание правилу и есть добро, как непослушание ему – и есть зло; человек моральный должен переступать даже через сострадание, бывать, если требуется, жестоким... Больше того: доброта в ущерб моральному принципу – грех едва ли не худший, чем корысть в ущерб принципу, ибо корысть для этой морали понятней...	Добро выше принципов и правил уже по одной той причине, что последние всегда находятся в коллизии; арбитром и должно выступать – само добро, а со стороны субъекта – доброта. Человечный всегда «нарушает» правила и притом, вместе с Христом, может сказать – «не нарушить пришел, а исполнить»...
Оправдывает ли моральная цель дурные средства? Так как о коллизии эта мораль не имеет представления, практически она дает всегда два прямо противоположных ответа, выбирать который предоставлено случаю или тайной недобросовестности. – – Безусловно оправдывает. Ты должен сделать все, как бы это ни было тяжко другим или тебе самому, ради моральной цели. – Безусловно не оправдывает. Дурного нельзя делать ни в коем случае, ни ради какой цели – даже если погибнет мир! Знай свой долг, и пусть будет, что будет, а совесть твоя останется чиста.	Оправдывает ли добрая цель дурные средства? Признание неизбежности коллизии заключает в себе ответ на этот роковой вопрос: вопрос «некорректен». Всякая моральная проблема в том и состоит – какую сторону коллизии принять, то есть, какая цель потребует от нас, ничего не оправдывая, какие средства?.. Решение всегда ситуативно. Жертвовать ли жизнью животного ради жизни человека? Да; и при этом останется боль за животное. А ради его, человека, удовольствия?.. Жертвовать ли жизнью людей ради всеобщего счастья? Нет, как бы ты в этом счастье ни был уверен. А – чьей-то жизнью ради жизни большинства?.. А – своей собственной жизнью?..
Требования абсолютны, что значит, шкала ценностей – «черно- белая». Коллизии ведь исключаются. Например, жизнь человека ценнее жизни животного, следовательно, жизнь человека ценна, а животного – нет. Все в мире создано человеку на потребу. Раз мы едим мясо, животных не грех убивать и ради спорта... Или: целое важнее части, многие важнее единицы. Следовательно, «все» важнее «каждого», личное всегда должно быть приносимо в жертву коллективному.	Требования абсолютны, что значит, высшие пункты в иерархии ценностей не отменяют низших (коллизия)... Например, жизнь человека ценнее жизни животного, но ценна всякая жизнь, даже если природа сделала нас плотоядными. Перед животными человек грешен невольно, тем паче отвратителен грех их убийства, если в нем нет нужды... Или: жизнь многих важнее жизни одного, но именно потому, что важен каждый; не может быть у общественного целого таких интересов, которым можно было приносить каждого в жертву.
У праведности, как у Фемиды (фарисеи – законники) – на глазах повязка: праведность знает свои правила и судит, не взирая на лица. ...Но что хотелось бы особо отметить. Коллизия принципов неустранима, не видеть лиц – если только под «лицами» не разуметь чины – это и значит закрывать глаза на те из самих принципов, на которые почему-то решено их закрывать или к которым от природы праведник мало чувствителен... Это – то, что называется формализмом: готовность к суду только из тех принципов, которые сложились у тебя до самого суда. Закон обратной силы не имеет, даже если на примере пострадавшего от него стало очевидно, что закон следует поменять и его поменяли.	Именно на лица и ситуации морали и следует «взирать». Сущность этой морали – зрячесть. ...Но видеть лица – это значит учитывать не только те принципы, которые признаны за верные a priori и которыми еще до всякого суда решено было руководствоваться. Напротив, это значит учитывать и те моральные требования – если угодно, принципы – о которых до суда мы не ведали, но глаза на которые нам открылись в ходе дела; это готовность учиться. Совесть слышнее post factum, и не случайно – добро ведь «имеет обратную силу». Оно обнаруживается в каждой ситуации, а не предпослано ей. Это – отрицание формализма, дух, а не буква; и это – заметьте – отнюдь не отрицание принципов, а чуткость к каждому из них.
Судить поведение других можно и должно столь же категорически, как и свое собственное, поскольку решения моральных проблем должны быть бесспорны. Общественная мораль – твой прямой долг.	«Не судите, да не судимы будете»; «кто из вас без греха...»; «видите сучок в глазу брата своего, ...»; «мне – отмщение...» Немыслимость однозначного выхода из коллизии предопределяет терпимость.
«Хорошо» и «плохо» – это правила; правила выше жалости и прочих естественных человеческих чувств. То же, чем определяются сами правила – не дело отдельного человеческого ума. Их возвещает голос из неопалимой купины. Но со стороны ясно: это могут быть лишь устои социума, к которому принадлежит послушный индивид.	«Хорошо» и «плохо» выше правил. Но что, в таком случае, они выражают? Что, все-таки, хорошо, и что – плохо? Очевидно, это способствующее или мешающее жизни. Жизнь – высшая ценность, да и ценность – это жизнь (даже ценность «материальная»: чья-то вложенная душа). Доброе в нас – это сострадание, потребность облегчать, где можно, всякое существование.
Эмпатия («постижение эмоций и мыслей другого человека в форме сопереживания и сочувствия» – Е.И. Исенина, – и обратно, сочувствие, рождаемое постижением его эмоций и мыслей) – только один из соблазнов, угрожающих нашей нравственности; каждому можно посочувствовать, но «жалость до добра не доводит» – принципы сориентированы на «вообще», на целое, а не на лица. И это – позиция, как нельзя более полно соответствующая первобытному коллективизму.	Эмпатия – практикуемая нами способность ставить себя на место другого, способность, без которой неосуществимо и «золотое правило» – метод и последняя истина гуманистической нравственности, или человечности; жалость сама есть добро, сочувствовать нужно всему, что вызывает сочувствие, ибо имеют настоящее значение только живые конкретные лица, а целое – лишь постольку (но этого вполне достаточно!), поскольку тоже ведь складывается из этих лиц. Эмпатия – принцип личностный.
Социум, как источник моральных правил, как их воплощенное «все и всегда» – правила ведь не могут быть индивидуальными – выше личного. «Социоцентризм». Духовность в личности есть все, что подчиняет ее целому (заявляющему о себе в правилах, в требованиях). Вера, идеология, патриотизм...	Решение моральных коллизий – дело личности, ее совести, и социум с его устоями тут не может ее подменить; личность в моральных вопросах выше социума. «Персоноцентризм». Автономия личности, буде личность окажется к ней способной – то есть способной встречать моральные коллизии лицом к лицу, не прячась за общие правила – это духовность и есть.
Коль скоро моральные проблемы решаются по правилам, только желательно, чтобы власть превратила эти правила в законы и наказывала бы за непослушание. Что не разрешено, пусть будет, скорее, запрещено. Авторитаризм, теократия, любая разновидность тоталитаризма – формы правления нравственные, ибо прямо требуют от индивида мораль и отвечают за общую моральность, и потому – естественно предпочитаемые. Мораль выше права, выше права должно быть и государство, должна быть, соответственно, и власть.	Коль скоро моральные проблемы по правилам неразрешимы, самое страшное для человечности – попытка власти узаконить эти правила. Закон, с этой точки зрения, смеет запрещать всем лишь то, чего не хотел бы по отношению к себе каждый, а требовать, в идеале, не должен ничего. «Что не запрещено, разрешено». Право гарантирует свободу совести – иначе говоря, право есть право на личную совесть. Мораль выше права, потому «Богу – Богово, Кесарю – Кесарево»; государство должно быть правовым и только, власть подчинена закону.
Правила суть незыблемость, неизменность. Да и откуда взяться изменениям? Новшества в мире – только его порча, энтропия; отступления от заповедей – только отступничество, только преступление. Правильные решения пребудут таковыми вовек... Мораль есть консерватизм.	Добро, человечность не могут быть консервативны (они, ясно, не разрушительны, это дело другое); каждая проблема для них по-новому неразрешима, каждая разрешается по- новому. «Так как пространство человечности – свобода и ответственность» – В. Кувакин, – человечность, конечно, «либеральна».
Разум – враг морали, потому что волей-неволей ставит себя на место правил. И сердце – ее враг, потому что вообще о правилах ничего не ведает.	Коллизия – это и есть коллизия правил, их фиаско в каждой конкретной ситуации; так что ориентироваться и можно лишь на свои собственные разум и сердце.

Итак, выводы.

Этика гуманизма противостоит традиционной этике, как человечность противостоит нравственности: человечность вырастает из нравственности так, что нравственность становится для нее тесной. Гуманизм не отрицает никаких извечных правил, но в них он не видит для себя и загадок, требовавших бы сложного философского осмысления, и принцип, из которых эти правила можно было бы дедуцировать, для него слишком очевиден (поступай с другими – да попросту так, как хотел бы, чтобы и с тобой поступали...). Назвать ли эту этику этикой Христа (NB: не христианства, это уже идеология и как таковая, пожалуй, уже фарисейство), – или, может быть, этикой экзистенциализма, ведь «выбор», «ситуация», «ответственность» суть ключевые категории этого трудно формулируемого учения, – не столь и важно; истина остается истиной под любым названием, кому бы и в какой мере она ни открылась.

Другими словами, этика гуманизма – не еще один, наряду со многими другими, проект этики. Это плод более острого и зрячего, чем доступно обывателю или фарисею, нравственного чувства, которое, ничего не меняя в элементарных самоочевидных заповедях морали, прозревает в каждой конкретной моральной ситуации коллизию, объективную формальную неразрешимость. И уже из одного этого можно вывести все, что обычно считается отличительными признаками гуманизма.

Перечислить эти признаки несложно, в нашей таблице мы, кажется, коснулись их всех. (Кстати, всю сумму этих признаков можно было бы вывести и из любого из них, ибо все они, по сути, выражают одно и то же – то самое золотое правило.)

Это: автономия личности;
опора на разум, здравый смысл;
невозможность исключить кого-либо или что-либо из сферы своего морального отношения – немыслимость клановости и ангажированности, с одной стороны, но и неравнодушие, с другой;
терпимость на политическом уровне – правовое не идеологизированное государство, гарантирующее свободу совести;
терпимость на личном уровне – готовность каждого не осудить, а понять ближнего и разрешить ему быть не похожим на тебя;
отрицание формализма, умение решать каждую моральную проблему не «от принципа», а «от ситуации», подходить к каждому человеку всегда индивидуально;
эмпатия, как естественная позиция каждого разумного существа в отношении каждого другого, хотя бы и неразумного – взамен послушания, как долга каждого лишь в отношении своего социального целого...

В общем – все то, что называется человечностью.

На первую страницу
"Summum jus, summa injuria"

Сайт управляется системой uCoz